Хаосовершенство

Когда точно знаешь, что живым тебя брать не собираются, бегство молниеносно превращается в увлекательную, но совсем не веселую игру «чет-нечет» по самой высокой ставке. Проигрыш означает пулю в спину, а выигрыш — всего лишь переход на следующий уровень. Впрочем, Дрогас, несмотря на то что всегда предпочитал роль охотника, а не жертвы, не унывал. В конце концов, главное — сохранять хладнокровие, а все остальное приложится.

Рывок до развилки, резкий поворот, еще один рывок, чуть длиннее, а потому на последних метрах — ожидание автоматной очереди. И пули, что зацокали по стенам, воспринимаются почти с удовлетворением: не ошибся! Но ведь не опоздал! Ушел с линии огня буквально за секунду… А в голове уже просчитываются условия задачи: длина коридора, скорость безов, время, за которое они достигнут поворота. Ноги несут Стефана вперед, а левая рука срывает с пояса гранату. Два нажатия вслепую, запал выставлен на нужное время, и граната катится навстречу преследователям. А Дрогас бежит, бежит быстро и слышит смешанный с воплями взрыв.

— Он почти на Станции!

— Его встретят?

— Должны…

Кем бы ни был удирающий от них парень, он профессионал высочайшего класса. Одной брошенной практически наугад гранатой он умудряется избавиться от четырех безов. Двое убитых, двое раненых. Эмира перепрыгивает через тела и бежит дальше, один из телохранителей Ганзы следует за ней, второй остается помогать раненым.

— Куда он выйдет?

— К нулевой линии!

— А дальше?

— Зависит от того, умеет ли он вскрывать электронные замки…

Обычный! Дрогас яростно ругается и долбит проклятую дверь ногой. Обычный, мать его, замок! Закрылись изнутри и откроют только своим. А искать другую дорогу поздно, охотники уже свернули в это ответвление.

Придется их убить…

Стефан падает на землю, занимает идеальное, хоть сейчас на учебный плакат, положение и открывает огонь, едва разглядев преследователей.

Хорош парень, чертовски хорош!

До залегшего противника не меньше пятидесяти шагов, в коридоре темно, а первая же пуля, мать ее, влетает в голову беза.

Эмира бросается на землю, используя тело погибшего в качестве укрытия, и дает длинную очередь. Над головой воют ответные пули, судя по отраженному от всех стен звуку, противник подползает ближе, не желая ждать, когда из двери за его спиной появятся враги. Эмира улыбается — она не прочь сыграть огневую дуэль с двадцати шагов…

А в следующее мгновение глохнет. Видит, как проседает потолок, и понимает, что ракеты вминают «периметр 0» в землю.

— Как дела у вас?

— Надеемся на лучшее, доктор Кауфман, — ровно отвечает Мишенька. — Первый этап завершен, и теперь все зависит от одного известного вам наркомана.

— Как Патриция?

— Она молодец.

— Вы уже подружились?

— Мы близки к этому.

— Вот и хорошо, — кивает Мертвый с таким видом, словно ничего важнее в данный момент не было. — Сколько времени у вас осталось?

— В настоящий момент противник добивает ПВО и «периметр 0». Через десять минут высадится десант.

Возможно, через двадцать минут Мишеньке придется отдать приказ об уничтожении Станции, однако понять это невозможно ни по жестам, ни по тону — Щеглов абсолютно невозмутим.

— Удачи, господин комендант, — тихо произносит Максимилиан.

— Благодарю, доктор Кауфман. Не буду скрывать: нам она понадобится.

Мертвый отключает связь и некоторое время молча смотрит в монитор, бездумно разглядывая «горящие» вызовы: Моратти, де ла Крус из Рио, Хаммер, Холодов… Ни с кем из них Мертвый говорить не собирается. Он отключает коммуникатор и вызывает секретаря.

— Ядвига Сигизмундовна, пожалуйста, объявите общую тревогу. Всему персоналу «Пирамидома» немедленно спуститься в убежище. Заодно распорядитесь насчет эвакуации из всех высотных зданий Анклава. — Мертвый откидывается на спинку кресла и сводит перед собой руки. — А еще я бы рекомендовал вам помолиться.

«Чтобы они не погибли…»

Люди.

Миллионы невинных людей по всему миру.

Они могут остаться в живых, если он, Рустам Лакри, испортит придуманную им конструкцию. Ничего сложного, просто отключить пару чертовых блоков, и весь план полетит к чертям. Не поднимется энергетический столб, не шарахнет по мирозданию, не вывернет мир наизнанку, но…

Но в этом случае Мишенька Щеглов взорвет Станцию. Сожжет в бешеной вспышке тайну разработанной Ганзой энергии, а самое главное — сожжет Матильду и их нерожденного ребенка. Уничтожит всё, что имеет смысл.

Нависающая над алтарем часть — всего лишь путепровод, передаточное звено, основное внутри, в огромном тоннеле, где прячется сейчас Рус. Прячется от всех. Прячется от самого себя. Пытается спрятаться.

«Миллионы…»

Он — маленькая букашка рядом с железным червем, что протянулся от гребаного котла к гребаному алтарю. Жалкое насекомое, мечтающее спасти рой таких же бесполезных созданий. Никому не нужных. Невинных. Он — крупица совести, оставшаяся у рехнувшегося мира. Он — боль его. Огонек безнадежной тоски.

Миллионы…

Охраны не видно, да в любом случае мешать ему никто не станет — у Руса наивысший допуск. Ему даже инструмент никакой не нужен, потому что он гений и прекрасно знает, что нужно сделать.

Нужно решиться.