— Он что, сифилис, что ли, чтобы его «нашли»? — недоверчиво прищурился Тимоха.
— Фургон в аварию попал, кузов кокнулся, водила с сопровождающим с перепугу деру дали. Люди смотрят — «синдин»…
— Много?
— Тысяч двадцать доз.
— Так они радоваться должны, — заметил старший Бобры. — Такая халява с неба свалилась.
— Некоторые обрадовались, — подтвердил Петруха. — Говорят, там прямо на тротуаре ширяться начали. Другие, что поумнее, коробки тырили, пока кто-то безам не стукнул. Патруль приехал, попытался добро забрать, народ вздыбился.
— Вполне понятно.
— Началась с безами пальба, но слух-то уже пошел. Кто-то заорал, что Рауль специально товар держит, чтобы дороже сбывать. И началось…
— У Рауля «синдина» уже неделю нет, — проворчал Тимоха.
— Это провокация, — ровным голосом произнес Николай Николаевич.
— Что?
Пальцы младшего брата пробежались по клавиатуре коммуникатора, затем он несколько мгновений вглядывался в новостные ленты и подтвердил предположение:
— Провокация. В сети гудят, что канторы сговорились и специально придерживают «синдин».
— Черт!
— «Жирафу» сожгли! — закончил доклад Петруха. — Всё.
Ночной клуб «Жираф» служил неудачливому Раулю штаб-квартирой.
— Хмурый всегда был идиотом, — процедил Тимоха. — Поделим его наследство.
Здоровяк до сих пор не понял то, что мгновенно просчитал умный Николай Николаевич: провокация была направлена не против Рауля. Впрочем, объяснять ничего не требовалось, события разворачивались настолько стремительно, что сами обо всем говорили.
— Несколько минут назад пустили слух, что в «Приюте маньяков» полно «синдина».
— Твою мать!
— Его же там нет!
— Будешь объясняться с толпой? — Николай Николаевич угрюмо посмотрел на братьев. — Кому-то нужна большая заварушка.
— Это Тагиев, — скрипнул зубами Петруха. — Он, сука, к Болоту давно подбирался.
— Или тритоны.
— То есть? — Петруха удивленно посмотрел на младшего брата.
— Тритонам нужен Мутабор, а начать решили с Болота, чтобы Мертвый не знал, за что хвататься, — объяснил Николай Николаевич.
Прокомментировать предположение Петруха не успел.
— Митроха на связи, — сообщил Тимоха и подключил «балалайку» к большому коммуникатору. Из динамиков полился голос четвертого Бобры:
— Братва, вокруг «Приюта» херня какая-то творится! Народ вооружается, на улицы прет! Это что, вашу мать, революция?
— Это, нашу мать, большая задница! — рубанул Тимоха. — Ты «Приют» удержишь?
— У меня всего десяток парней!
— Тогда уматывай, — распорядился старший Бобры. — Бросай все и мотай в кантору.
Ночной клуб «Приют маньяков» считался жемчужиной в короне преступного семейства. Через него Бобры вели торговлю оружием и проводили изрядную часть сделок по наркотикам. В его подвалах было полно товара, но сейчас деньги беспокоили Тимоху в последнюю очередь. Жизнь брата главнее.
— В «Приюте» хренова туча автоматических пукалок, — заметил Николай Николаевич. — Уличным уродам они очень пригодятся.
— Значит, и мы внесем посильный вклад в это дерьмо, — горько хохотнул Петруха.
— Срочно собираем всех, — распорядился Тимоха. — Удержим кантору, отобьемся, а потом… — Он сжал здоровенный кулак так, что хрустнули суставы. — А потом поищем тех, кто эту пакость устроил.
Как бы странно это ни звучало, Пэт приехала на Сретенку не только для того, чтобы забрать Мамашу Дашу. Она приехала попрощаться с особняком, который стал ей настоящим домом. Приехала сказать «спасибо». Приехала сказать «прощай». Приехала сказать «прости». Посмотреть на старые стены, погладить старые двери, послушать скрип старых половиц. Особняк навсегда оставался в прошлом, и теплые слова были единственным утешением, которое могла предложить Патриция.
— Каждый из нас когда-нибудь умрет, и мне жаль, что тебе придется сделать это в одиночестве.
Пэт постояла на кухне, вспоминая разговоры, которые вела здесь с Олово — занятый приготовлением пищи слуга казался ей идеальным слушателем. Несколько минут посидела на своей кровати, рассеянно поглаживая рукой одеяло, затем заглянула в кабинет Кирилла, где, к некоторому своему удивлению, обнаружила на столе жемчужные четки с брелоком в виде головы дракона. Но уже через мгновение девушка вспомнила, куда отправился отец, и поняла, что пронести в Последний Храм своего тайного помощника Грязнов не мог. Поколебалась, однако оставлять четки в пустом доме не стала, положила в карман куртки.
«Отдам отцу на Станции…»
«Вряд ли…» — едва слышно отозвался особняк, но Пэт его не расслышала — на коммуникатор поступил вызов.
— Да?
— Патриция! Ты где?!
— Матильда?
— А кто же еще?
— Подожди! Дай я скажу! — Второй голос принадлежал Мамаше Даше. Но и ее вопрос не блеснул оригинальностью: — Патриция, ты где?
— Дома.
— Просто дома? Ты что, ничего не знаешь? — Судя по голосам, Мамаша и Матильда перепуганы.
— Пэт, на Болоте беспорядки! Рус и ребята блокированы! Я…
«Началось!»
Глаза Патриции похолодели.
— Не высовывайтесь! Я сейчас приду.