Характеристика

Вперед! Дверь будки распахивается с треском, выхожу в бодрый холод уходящей ночи. До сознания доходят внешние раздражители: трамвай скулит на центральной улице, «Волга» — наверняка персональная, где-то недалеко разгружают ящики со стеклотарой (как люди могут спать в таком содоме — бог знает). Чаще встречаются прохожие, жмутся в своих пиджачках: предутренние часы — самые холодные. Одному мне жарко, плащ нараспашку, холод даже приятен, и город выглядит не так враждебно, как час назад… К черту мысли о земных благах, о теплых квартирах… Все в мире относительно. Окажись кто из софийцев у нас в Петриче без крова — несладко и ему там придется. А у меня там родной дом (не роскошь, но со всеми удобствами). Сказано, что самое большое богатство дается один раз — шанс появиться на свет от нужных родителей. Я должен быть доволен, что не получил такого первичного ускорения; отец скорее отдаст, чем возьмет, до всех и вся ему есть дело, и чудо, что пока его миновал второй инфаркт. Меня бы грызли сомнения: достиг ли я всего благодаря собственным способностям или мне дали фору? Теперь я уверен, что сам смогу кой-чего добиться, сам дойду, своей головой (Милена считает, что у меня римский профиль, а по мне — так на плечах обычная южная тыква). Милена обожает историю искусств и постоянно проводит параллели с античностью, на что я заметил, что пора менять профессию. Так вот, что касается моего профиля. Я бы предпочел сходство не с каким-нибудь римским бездельником, развращенным вином и женщинами, а с моим прадедом, гайдуком Велю Хромым. Рубил он, как и дед Либен из Копривштицы, головы и христианам-предателям, и туркам, а их деньгами дань не одного села платил… Постарев, обзавелся Хромой солидной торговлишкой. Но продавал муку много дешевле турецкой — сбивал их цены, подговорил несколько отчаянных голов изгнать из города владыку — фанариота, его и застрелили дома два наемника. Вот человек! О нем до сей поры у нас в крае песни поют!

Только не время сейчас партизанить-воевать. В детстве я страдал от того, что история несправедливо отнеслась к моему поколению. Но потом в жизни моей появилась физика и я понял, что борьба с природой не менее важна, чем борьба с социальной несправедливостью, ведь наука до сих пор далека от полного познания мира. Для меня физика не просто профессия, как для большинства (как для Милены, Игната), а смысл жизни. Дай мне библиотеку, чего-нибудь поесть раз в день, и больше ничего не требуется. Ну и пусть еще в гости заглядывает хоть изредка Миленка (мой проклятый южный темперамент). Да, еще телефон — буду звонить Филипову для консультаций, у него ума палата, точнее, информации хватит на Народную библиотеку…

Умолкни, философ! (Древний и мудрый, — так Милена говорила?) Не мешало бы выпить горячего молока или кофе. И к девяти будь готов: лекция Филипова. Так как с Миленой? Демагог несчастный, болтал, болтал, а толку? Типично римская черта — демагогия. Хорошо, хоть не слышал никто.

VI

Желтый бородатый человек в очках на просторной и черной доске — я. Подпись: «Академик Антон Миленин Филипов». Все так громогласно выражают одобрение смешками и выкриками, что на меня известное время не обращают внимания. И Милена не заметила, распахнув двери, взлетает на кафедру, в три приема стирает шедевр и глухо, даже угрожающе говорит в наступившей тишине:

— Это я могу стать Антоновой, Антону быть Филиповым без нужды. Это к сведению пытливых умов. Можете законспектировать.

Только тут (или мне чудилось?) все поворачиваются разом в мою сторону, я вхожу по ступеням амфитеатра к середине, автоматически сажусь на постоянное место нашей троицы. Следом за мной садится Милена. Пересаживаться неудобно. Прямо перед Филиповым прибегает и Игнат. Плюхнувшись на скамейку, вынимает тетрадку и давай писать не поднимая глаз.

Я и не стараюсь вникнуть в объяснения Филипова. Кровь прилила к голове, стучит в висках, ощущение, что голова вот-вот взорвется. Я будто в невесомости, тела своего не чувствую, голова, в которой пульсирует кровь… «Академик Антон Миленин Филипов». Так и хочется выкинуть какую-нибудь глупость: вскочить, к примеру, на стол и заорать: «Гады вы все и сволочи!» Да, что-то чересчур я нервный с одной бессонной ночи.

— Не обращай внимания на эту муру! — Милена склонила голову ко мне. — Они от зависти!

Инстинктивно сдерживаю желание повернуться к ней, делая вид, что ничего не слышал. Не могу с ней разговаривать. Эти широкие жесты (у доски) раздражают, хотя подсознательно и понимаю, что она говорила искренне. Но все-таки отдергиваю руку, которую она гладит под столом.

— Сегодня срок твоего отлучения истек, — шепчет Милена строгим голосом и шаловливо дергает меня за руку. — Антон, руки на стол! — Она придвигается вплотную. — Ты что, подумал, что… я с Игнатом?.. Я же просто так, тебя позлить…