Характеристика

— Неправда! Нет, правда, я согласен со всем, но только не с выводом! В тебе просто гнездится маниакальная страсть выволакивать отовсюду на свет божий подсознание!.. Ладно, объясни мне тогда свое собственное поведение в эти два дня! Тоже игра? И в душе ничто не дрогнуло?

— Я скажу… Мне давно хотелось заставить тебя стать таким, как бывало иногда, чтобы ты забыл все на свете ради меня. Хм, — она горько усмехнулась, — прости, я мечтала об этом с того самого дня, когда поняла, что люблю тебя, это превратилось в идефикс… Я решила добиться этого во что бы то ни стало и вырвать эту любовь с корнем. Но вышло наоборот…

— Значит, ни о какой игре и речи нет? Мы оба не обманулись! И выкинь из головы все эти фикс-комплексы!

— Я — с удовольствием, но из тебя это выбивать бесполезно. А игра игрой. Истинную любовь ценишь выше всяческих выгод и польз… Ты выбрал физику. И свое честолюбие и гордячество. А сейчас… жизнь вынудила полюбить меня, понимаешь? Мне противно…

Милена ставит на столик у дивана кофе, я крепче заплющиваю глаза.

— Подъ-ем! Тоже мне, мужчина! Соня!

Пытаюсь привлечь ее к себе — вырывается.

— Встанешь ты или нет? Работа не ждет! У меня же первый день в институте! Я же с сегодняшнего дня — мэ-нэ-эс! Как был бы рад отец это «эм» возвести в энную степень.

— А как насчет законного права гражданки на отдых?

— Какой отдых! Дома я с тоски помираю! Тут и мамочка масла в огонь подливает: в тридцать три не замужем. Выход один…

— Аминь!

…Всю ночь она плакала, вцепившись в мое плечо, не пустила даже подложить дров в камин. Заснул я почти на рассвете, Милена, по-моему, вообще не сомкнула глаз: в такую рань накрашена, волосы уложены, завтрак готов.

Пьем кофе. Она внезапно вскакивает:

— Бежим! Уже полвосьмого!

— Мила! Давай останемся на весь день, а?

— Абсурд.

— Брось, никуда институт не денется, если два нээса не явятся на службу.

Но она уже в блузке и в брюках — стоит в дверях, в руке дубленка.

— Товарищ Антонов, вы забываете, что через двадцать пять минут вы обязаны присутствовать в институте профессора Филипова.

Мгновенно вспоминается кадр из студенческого прошлого: Милена-амазонка с саблей у врат моей убогой мансарды. Попробую-ка хитростью.

— Иди, я остаюсь.

Она чуть раздраженно снимает со связки один из ключей, бросает:

— Только запри как следует.

И выходит.

Одеваюсь по-солдатски, за пальто — и во двор. Пока вожусь с замком, ее «Жигули» уже на улице. Бегом через двор, ворота закрывать некогда, кричу вслед уезжающей под гору машине. Не видит, что ли, или делает вид? Рвусь вслед, пятьдесят метров, сто, не хватает дыхания, машина останавливается.

— Какие планы на неделю? — выдавливаю я, отдышавшись минут через пятнадцать, когда мы крутимся в водовороте городских улочек.

Задумалась.

— Пока ничего конкретного. На мне диссертация висит. А вообще всем семейством планируем выбраться разок в театр или на концерт, минимум раз в неделю суаре для родительских друзей, которые взялись водить к нам толпы таких же старых холостяков, как я. Да, два вечера — английский, записалась на курсы, надо держать марку.

— Увы мне! Что остается на долю горемыки Антона?

— Позвони к концу недели. Что-нибудь придумаем. Я еще не сходила в новую галерею…

Молчим довольно долго, пробиваясь через скверный перекресток у гостиницы «Хемус».

— А в институте?

— Тут уж я навек твоя — в читалку и в курилку…

Как все просто со стороны (представляю): серый «Жигуленок» вливается в ревущий уличный поток делового серого утра и в конце концов превращается в маленькую точку.

Перевела Марина Шилина.

РАССКАЗЫ

Любен Петков КИНОПРАВДА

На берегу у ресторана «Морская битва» все утро ползали по скалам, что-то измеряли. Открывали папку, отмечали в ней красным. Парень в кожаном пиджаке встал за кинокамеру — в объектив попали корабли.

— Маэстро, скорей!

— Сейчас, сейчас, — засуетился режиссер. — Кажется, будет за что похвалить тебя.

Прыгнул со скалы и поскользнулся: «Ладно, ладно!» — оттолкнул подбежавших подать ему руку, поднялся сам, взгляд не сводя с Юли. Будто ничего не случилось, а ведь мог прилично расшибиться, в кровь.

— Сам бог нам в помощь! — обрадовался он, заглядывая в объектив. — Лучше не придумаешь! Волк сначала сядет на скалу, потом пустим его с удочкой. А красавиц разденем.

— Корабли, море, красотки! — зажмурил глаза Кожаный.

— Привяжем лодку…

— Нельзя, — вмешался дядя Иван — тот самый Старый Морской Волк, о котором делался этот фильм.

— Почему нельзя?!

— Волна выбросит ее на скалы.

— Не выбросит.