Характерные черты французской аграрной истории

Кроме того, именно потому, что тускнеет и исчезает понятие связи «по плоти и кости», серваж имеет ныне тенденцию основываться не столько на личной зависимости, сколько на земле. Уже не только происхождение, но и владение некоторыми держаниями или жительство на некоторых землях могли превратить свободного жителя (manant) в серва. Больше того, такого поземельного серва стали рассматривать как «прикрепленного» к земле. Было бы неверно утверждать, что он совсем не мог ее оставить; но, если он уходил без разрешения господина, он терял свое держание. На этом последнем обстоятельстве оказалось влияние ученых доктрин. Когда в XII–XIII веках юристы взялись за изучение римского права, они прежде всего стремились найти в этих почтенных текстах, источнике всякого знания, прецеденты для социальных институтов своего времени, особенно серважа. Трудное предприятие! Существовал ли еще какой-нибудь институт, более специфически средневековый, чем серваж? «Серв», «servus» — родство этих терминов толкало на сравнение с античным рабством. Но пропасть между этими двумя статусами была слишком очевидна. Несмотря на некоторые частные отклонения, у наших французских юристов хватило здравого смысла не слишком настаивать на этой аналогии [из которой, к величайшему несчастью крепостных (Leibeigenen) своей страны, законники Восточной Германии извлекли в течение последующих столетий немало выгоды]. Зато колонат, отличный от рабства, но предполагавший подчинение одному сеньору, позволял, как им казалось, менее произвольное уподобление. Несомненно, они стали потому настаивать на этом, что современный им серваж своим скорее вещным, нежели личным характером уже приблизился до некоторой степени к тому состоянию, основной чертой которого были связь человека с землей. Юридическое выражение, которое они дали этому возникающему сходству, в свою очередь лишь подчеркивало его. Даже сами термины, охотно употребляемые отныне нотариусами или теоретиками для обозначения серва нового образца [ascriptus glebae или, еще более выразительный, serf de la gl`ebe (сочетание слов, контраст которых с homme de corps былого времени поистине поразителен)], были заимствованы из словаря, который средневековые романисты[88] использовали для описания колоната. Не будем, однако, преувеличивать важности этого теоретического влияния. Если бы земли, как в старину, было гораздо больше, чем рабочих рук, усилия сеньоров удержать своих сервов угрозой конфискации их держаний (gl`ebe) были бы, несомненно, напрасными. Без крупных расчисток правило «прикрепления» было бы только бессмысленной формулой.

Характерные для серважа старые повинности и правовые ограничения продолжали в основном существовать; прежде всего это менморт и формарьяж. Но наряду с ними родилось новое понятие, которое, подчеркивая низкое положение этого класса и вещную основу его связи с сеньорами, способствовало возникновению одного из критериев нового серважа. Отныне признаком серважа считаются обычно так называемые произвольные повинности, которые не были фиксированы ни письменным договором, ни прочно установившимся обычаем и взимание которых зависело от прихоти сеньора (такова «произвольная» талья, бывшая первоначально почти всеобщей формой этой повинности, но ставшая затем, после фиксации, исключением). Конечно, не все сервы подлежали обложению тальей и в еще меньшей степени должны были отбывать барщину «по произволу сеньора», но теперь выполнение этих повинностей держателем влекло за собой опасность попасть в число сервов. Уже в каролингскую эпоху работать, «когда прикажут», было обычно уделом сервов (servi), в ту пору настоящих рабов. Быть может, мысль, что свобода несовместима с такого рода подчинением воле господина, жила в сознании людей в более или менее смутной форме. Анормальный характер подобной обязанности, а также, несомненно, сопоставление положения серва и римского раба (servus) (которое вопреки всему не могло не оказать некоторого воздействия на умы) содействовали оживлению этих представлений.

Таковы были главные черты серважа в конце средневековья; конечно, существовало множество местных оттенков, на которых я не могу здесь останавливаться.

Такими они оставались вплоть до революции, то есть до того момента, когда сервы исчезли совсем. Но этот статус распространялся на Bice меньшее число людей.