Вполне естественно, что первой мыслью его инициаторов было сохранить старинный двухгодичный или трехгодичный севооборот. Только пар «похищали». Но скоро заметили, что многие кормовые культуры давали лучшие урожаи, когда они непрерывно росли в течение нескольких лет на одной и той же земле. Когда затем возвращались к зерновым, их колосья были от этого только тяжелее и гуще. Так возникла мысль об устройстве на некоторое время настоящих искусственных лугов и о выработке более длительных и в то же время более гибких циклов севооборота, которые совершенно перевернули древнюю систему.
Необходимо было еще и другое условие (не для победы технической революции, ибо ее успех был возможен только в результате некоторых юридических изменений, исследование которых последует ниже, но для ее начала) — необходимы были как представление о ней, так и потребность в ней.
Импульс для введения новых методов Франция получила в основном из-за границы. Агротехнический переворот — явление европейского масштаба — распространялся путем преемственности, исследование которой весьма любопытно. Области с густым населением и в еще большей степени области с многочисленными городами повсюду первыми уничтожили пар. Таковы пригороды некоторых немецких городов, некоторые сельские районы Нормандии или Прованса, но в особенности Северная Италия и Фландрия; две великие страны городской цивилизации Европы еще со средних веков. Однако, несмотря на то, что один венецианский агроном еще в XVI веке (несомненно, первый во всем западном мире) рекомендовал севооборот без пара с кормовыми культурами{189}
, и несмотря на некоторые ссылки во французских работах XVIII века на сельскохозяйственную практику Ломбардии, итальянский пример не оказал, по-видимому, сколько-нибудь сильного влияния на способы ведения хозяйства за Альпами. Напротив, Фландрия с Брабантом была поистине матерью реформ в методах обработки. К тому же ее методы, несомненно, лучше подходили для нашего климата. Но если исключить ради простоты небольшой район Франции (Франции после Людовика XIV), который представляет собой всего лишь кусок Фландрии, то влияние Нидерландов, хотя и пограничных с Францией, сказалось у нас только через посредство Англии. «Рассуждение о земледелии в том виде, как его практикуют в Брабанте и Фландрии» («Discours sur lagriculture, telle quon la pratique en Brabant et dans les Flandres») — таково название первого английского сочинения 1650 года, которое излагает совершенно ясную программу севооборота, основанного на кормовых растениях{190}. В Англии, рождавшейся для крупной промышленности, потребительницы хлеба и мяса, где земля все более и более оказывалась в руках крупных собственников, охотно вводивших новые методы, «новое земледелие» находило благоприятную почву; там оно получило сильное развитие и было усовершенствовано. Но можно почти не сомневаться, что его пионеры позаимствовали принципы «нового земледелия» в основном у фламандских равнин. В свою очередь, французские теоретики приняли эстафету от Великобритании, особенно начиная с 1760 года, когда появились «Элементы земледелия» («Eléments dagriculture») Дюамеля дю Монсо, составившие целую эпоху[149].Действительно, сначала следует говорить именно о теориях и идеях. «Нет такого землевладельца, — писал в 1766 году один туренский наблюдатель, подразумевая, конечно, крупных собственников, — который бы не размышлял о выгодах, которые он может извлечь»{191}
. Пессимисты, вроде Гримма, издевались над «кабинетными земледельцами». Они не всегда были неправы. Однако размышления, влияние книги на практику, стремление осуществить технический прогресс в соответствии с требованиями разума — вот, что показательно. Сельскохозяйственные преобразования прежних времен никогда не имели подобной интеллектуальной окраски. Но новая доктрина добилась некоторого успеха только потому, что она встретила тогда во французском обществе во всех отношениях чрезвычайно благоприятные условия.