Харама

— Можем идти к реке, — сказал Мигель. — Сколько на ваших?

— Около десяти, — ответил Сантос. — Пошли, если хотите. — И выпил стакан вина.

— Ну так и пойдемте. Пусть кто-нибудь прихватив бутылки.

— А едой займемся в полдень. Я не знаю, поесть нам у реки или здесь, наверху, здесь-то лучше. Как вы на это смотрите?

— Решайте сами. А так, вы же знаете, здесь все будет в сохранности.

— Тогда до обеда.

— Счастливо. Отдыхайте, веселитесь.

— Спасибо. Всего хорошего.

Лусио смотрел на них против света, когда они один за другим выходили за порог и поворачивали налево, к дороге. Потом дверной проем снова опустел — слепящий глаза желтый четырехугольник. Голоса удалялись, смолкли.

— Молодежи — развлекаться, — сказал Лусио. — В такой они поре. Но какова та, вторая в брюках, вот уж действительно с изюминкой и подать себя умеет.

Обеими руками он обрисовал ее фигуру на фоне освещенного дверного проема.

— Вот видишь, дружище, видишь, дело-то все в том, кто их носит. Ну, вытаскивай табачок, закурим.

Лусио долго и мучительно шарил, отыскивая кисет и папиросную бумагу, он поднимал плечи, чтобы забраться куда-то в самую глубину кармана, и наконец извлек все, что искал. Маурисио принялся вертеть самокрутку, приговаривая:

— Очень вредно курить натощак, чем дольше продержишься с утра, тем лучше для здоровья.

— Кстати, который час?

— Послушай, я что-то не пойму, зачем тебе знать время?

Лусио состроил гримасу, скривив все лицо.

— Да ну? В самом деле не можешь понять? А что тут хитрого: я, должно быть, старею.

— Нет, ты еще не старый. Шевелишься мало, вот что, день за днем сиднем сидишь. Ты вроде впал в спячку, оттого что мало трудишься…

— Тружусь мало? А зачем? Хватит, потрудился…

— Это когда же?

— Вот тебе на — когда! Раньше.

— Раньше чего?

— Да этого самого. И там тоже. Ты что ж, думаешь — мы там посиживали себе да ждали, когда принесут еду?

Маурисио внимательно смотрел на него, ожидая, что еще он скажет.

— Как же, не поработаешь там! С утра и до ночи. Похуже, чем на воле. И все за здорово живешь. — Он оторвал взгляд от огонька самокрутки и поднял глаза на Маурисио. — Ну что смотришь?

Тот вернулся к прерванному занятию — свернул наконец самокрутку.

— Так… Ничего… Я вот думаю… — И он прошел до середины стойки. — Я думаю, надо налить бутылки три вина, скоро пойдут посетители. Хустина! Хустина!

— Иду, иду! — послышалось из глубины дома, и в дверях показалась дочь Маурисио. — Что, отец?

— Скажи матери, если вы собираетесь в Сан-Фернандо, так уже времени много, а мне к полудню надо кое-какого товару. И вот еще что: у сеньора Лусио есть к тебе поручение. Лусио, объясни ей.

— Какое там поручение! Если вам не трудно, зайдите в «Экспресс» и купите пачку табаку. Вот такого, зеленого.

— Чего тут трудного.

— Постой, девочка, я дам тебе деньги.

— Потом отдадите, какая разница! — И девушка снова скрылась в коридоре.

— И книжечку папиросной бумаги! — крикнул ей вдогонку Лусио.

— Ты же хотел, чтоб они принесли тебе еду!

— Да ладно, не надо. И не вздумай им про это говорить.

Шли быстро, хотелось скорее попасть на реку. Пересекли шоссе и направились по проселку, отходившему в сторону. Мели спросила:

— Это далеко?

— Вон за теми деревьями, разве не видишь?

Впереди показались верхушки деревьев. Спуск к реке был, по-видимому, очень крутым.

— Широкая?

— Сейчас увидишь.

Реку они увидели, лишь подойдя к самому краю. Она открылась их взорам сразу. Казалось, реки и нет: вода была такого же цвета, что и берега, она их лишь соединяла в одну сплошную гладкую поверхность, ничуть не возмущенную течением, будто там, в русле, текла расплавленная земля.

— Ничего себе река… — протянула Мели. — И вы называете это рекой?

— Как будто ее кто-то взбаламутил, — подхватила Луси.

Они остановились, глядя на реку с гребня насыпи, возвышавшейся над пологим берегом на десять-пятнадцать метров.

— Ты подумай, я так ждала… Тут не река, а бог знает что. Какое разочарование!

— А ты что хотела увидеть? Амазонку?

— Да вы что, девушки? Первый раз видите Хараму? Она же всегда такая, у нее вода такого цвета.

— Вот это мне и не нравится. Они, видно, грязная.

— Ну что ты, вовсе не грязная, это от глины у нее такой цвет. Она только кажется грязной. Вот увидишь — водичка чудесная!

— Ни за что не стану ее пить. И не подумаю.

— Да кто говорит, чтоб ты ее пила, Мели, — рассмеялся Даниэль. — Она хороша для купанья.

Тито показал налево, вверх по реке:

— Глядите — вон поезд идет.