Читаем Харама полностью

— Есть вещи, которые даром не проходят… — Тут толстуха сменила тон. — Познакомьтесь — это мой деверь с женой.

Фаустина протянула руку через столик. Жена деверя сказала:

— Очень приятно.

Говорила она с заметным каталанским акцентом.

— Пожалуйста, располагайтесь как дома, вы для нас всегда вроде родных.

Жена Фелипе выступила вперед, чтобы поблагодарить от имени деверя. Фаустина поздоровалась с Фелипе, а Кармело и мясник стали расплачиваться с Маурисио. Мужчина в белых туфлях раскачивался с носков на пятки, глядя в потолок.

Фелисита одернула братишку:

— Постой спокойно, Хуанито!

Мальчик вертелся вокруг столика, не отрывая рук от мраморной столешницы, и гудел, изображая пароход. Потом рука его стала самолетом, поднялась как бы в полете и при этом слегка задела волосы Фелисы. Она попробовала сбить руку шлепком, но промахнулась.

— Мама, смотри, что делает Хуанито!

— Приятно отдохнуть, — попрощался мясник, направляясь к двери.

Полицейский в знак прощания взял под козырек. Мужчина в белых туфлях попрощался с ними кивком головы.

— Вы остаетесь? — спросил мясник.

— Ненадолго, — указал тот на свои часы, не глядя на них.

Кармело и его товарищ вышли на солнцепек и пошли по дороге к Сан-Фернандо. Тут в нарядном платье вошла Хусти.

— Какая прелестная у вас дочка, — сказала, обращаясь к Маурисио, жена Фелипе.

Девушка смущенно улыбалась, стоя рядом с толстухой, которая положила ей на бедро руку, как бы проверяя его упругость.

— Наверно, и жених уже есть? — подняла она глаза на Хусти.

— Есть уже, есть, — ответила Фаустина, сложив руки на животе и улыбаясь.

Фелисита смотрела на Хусти с интересом. Мужчина в белых туфлях подошел к Лусио, но ни тот, ни другой ничего не сказали. Оканья обратился к жене:

— Петра, дорогая, уже полчетвертого, не пора ли нам пойти в сад и поесть?

— Пойдем, пойдем, — ответила та, вставая. — За мной дело не станет.

Все поднялись. Хусти принялась собирать свертки.

— Ну что ты, милая, не надо, что-что, а рук у нас хватает, слава богу, мы все это сами унесем. Так что не трудись. Пусть ребята возьмут что другое, а это они могут.

— Да мне совсем не трудно, — возразила Хустина и исчезла в коридоре, унося корзину.

Маурисио выбрался из-за стойки и пошел первым, как бы прокладывая путь и чтобы показать, за каким столиком им будет лучше всего.

— Ничего не оставляйте, — скомандовала Петра.

Она, как гусей, гнала вперед детей по коридору. За ней шли деверь с женой, а замыкал шествие Фелипе. Лусио сказал мужчине в белых туфлях, кивнув на дверь, через которую все ушли:

— Этому надо крепко держать руль, раз у него четверо таких волчат, которые вечно разевают рты.

— И треплют обувь… — дополнил другой.


По шее Себаса текли струйки пота пополам с пылью и терялись в густых зарослях на груди. Плечи у него были округлые, мускулы так и играли. Огрубевшие от работы руки роняли куски омлета на голые ноги. Сантос, белый и безволосый рядом с ним, протянул руку к судку Луситы:

— Можно?

— Ради бога!

— А тебя поближе разглядеть, и вроде ничего!

— Да ты оставишь бедную девушку без единого кусочка.

— А для чего я их везла? Не себе же одной, бери, Сантос.

Солнце впивалось в верхушки деревьев над их головами, пронизывая светом многоцветную листву и пробиваясь косыми лучами до самой земли; от его стрел загоралась пыль, опускавшаяся на землю, и тень скрадывалась веселыми блестками. Солнце разукрасило золотыми бликами спины Алисии и Мели, рубашку Мигеля, а в центре круга играло на стекле стаканов, на лезвиях ножей, на алюминиевых судках, на красной кастрюле, на кувшине с сангрией — все это было разложено на расстеленных прямо в пыли салфетках в голубую клетку.

— Ох уж этот Сантос! Какое у него туше! А как аккуратно отправляет шар в лузу.

— Как могу, стараюсь, милый мой, выжить! Ты, кстати, тоже неплохой игрок!

— Куда мне до тебя! Ты на полдороге не остановишься, идешь до конца!

— Одно удовольствие смотреть, как он ест, — заявила Кармен.

— Вот как? Вы только послушайте ее. Ей нравится смотреть, как он ест. Вот это невеста, видал?

— Ну как же! Только он-то все равно оценить ее не может. Это уж точно.

— Такую девушку не каждый день встретишь. Он просто растяпа, ему счастье выпало, а он его и не заслуживает.

— Заслуживает, заслуживает, и этого, и еще много чего, — возразила Кармен. — И нечего его унижать, чтобы меня расхвалить. Бедненький ты мой!

— Ой-ой-ой! Бог это да! — расхохотался Себастьян. — Ну, что я тебе говорил?

Все, смеясь, глядели на Сантоса и Кармен. Сантос сказал:

— Ладно, ребята! Что с вами?! Вы собираетесь у меня ее отнять? — Он обхватил девушку за плечи и страстно прижал к себе, в руке он держал вилку и, размахивая ею, весело закричал: — А ну, попробуй, подойди!

— Ну да, сейчас-то он ломает комедию, — сказал Себас, — а потом будет водить ее за нос, а бедная девушка должна ждать неизвестно чего.

— Как не стыдно! Вранье!

— Пусть она сама скажет, так или нет.

— Сейчас как кину в тебя!.. — Сантос замахнулся банкой сардин.

— Попробуй!

— Тихо, тихо, минуточку!.. — вмешался Мигель. — Ну-ка, дай сюда банку.

— Эту?

— Ну да, а какую же еще?

— Лови.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее