Харама

Маноло хотел что-то ответить, но отвернулся и направился к двери, которая вела в коридор. Хустина покачала головой, глядя ему вслед. Потом поднесла руку ко рту и стала грызть ноготь указательного пальца, задумчиво уставившись в землю. Чамарис и оба мясника, покуривая, глядели на нее. Хустина подняла голову и подошла к ним.

— Видали? Дурак ненормальный! — сказала она. — Совсем идиот, что ли?..

— Что? — спросил Клаудио. — Поругались?

— И не говорите. Да кто его может вынести!

— Да вы что… Совсем поругались? — спросил Чамарис, рубанув ладонью воздух. — Навсегда?

Хустина кивнула.

— На веки вечные, — ответила она шутливо.

Низенький мясник сказал:

— Не говори так, дочка, не надо так говорить. Все проходит, сплеча рубить не стоит.

— На этот раз можете мне поверить.

— Помолчи, помолчи. Ты еще не остыла от разговора. Пусть поуляжется, вот тогда и посмотрим. Такое в один момент не решают.

— Нет, тут уж конец. Пусть даже на всем белом свете не останется ни единого мужчины, с ним, я вам говорю, все.

— Тебе ничего не стоит сказать такое, — заметил Клаудио. — Прекрасно ведь знаешь, что старой девой не останешься, если только сама не пожелаешь. А я бы не прочь за такую посвататься, будь ты постарше и не такая красивая. Вот и можешь говорить что угодно, тебе не страшно.

— Ладно, — прервала его Хустина, вздрогнув. — У нас была ничья? Давайте продолжим?

Она подбросила шайбы и быстро направилась к лягушке, собираясь вновь начать игру. Но Клаудио сказал с улыбкой:

— Нет, милая, сейчас не будем играть. Не хотим пользоваться случаем. Мы тебя начисто обыграли бы, понимаешь? Сейчас у тебя шайба не попадет даже и в окно. В другой раз, в другой раз…

— Почему? — запротестовала Хусти. — Из-за этого сумасшедшего? Вот еще…

— Ну, не заставляй нас доказывать это в игре, не надо. Я тебе обещаю, что завтра мы придем и сыграем столько партий, сколько захочешь. Да и поздно уже, мы хотим послушать, о чем толкуют твой отец, сеньор Лусио и все, кто там собрался.

Он бросил окурок и затоптал его в пыль.

— Ну что ж, как хотите. Оставим до другого раза.

Мужчины направились к дому.

— Только учтите, я вовсе не нервничаю.

— Конечно, нет, — засмеялся Клаудио. — Так, разве что самую малость. Ах, Хустина, Хустина, мы ведь давно уже живем на свете! — И он покачал головой.

За столиком Серхио сказал?

— Как видно, молодому человеку очень не понравилось, что она тут играла. Ему это показалось ничуть не забавным.

— Должно быть, так. Известное дело — жених.

Петрита сказала брату, взяв его за запястья:

— Давай играть вот так.

— Не хочу, отстань… — ответил Амадео.

Он положил локти на стол и подпер голову ладонями. От скуки разглядывал сквозь растопыренные пальцы все вокруг; листья, тени, лозы, солнечные пятна на проволочной сетке и на кустах жимолости. Фелипе Оканья сладко зевнул, прикрывая рот ладонью. Хуанито навалился грудью на стол, дотянулся до вилки и принялся надавливать пальцами на зубья, так что ручка вилки подскакивала и опускалась.

— Ведите себя как следует, — сказала Петра. — Что это вы делаете?

Хуанито нехотя, как будто устало, сполз со стула. Нинета сказала:

— Они хотят спать.

Серхио снова зажег сигару. Петрита попросила:

— Дядя, дай мне спичку. Не гаси, а?

Фелипе взглянул на брата:

— У тебя еще есть сигара?

— Я понемножку тяну все ту же.

— И каждый раз, когда ты снова раскуриваешь ее, она пахнет все противнее, — сказала Нинета.

Серхио отдал горящую спичку племяннице:

— Сумеешь взять? Смотри не обожгись.

Спичка потухла.

— Зажги другую и дай мне.

— Никаких спичек, — остановила их Петра. — Не то ночью наловишь рыбы.

Девочка состроила капризную гримаску:

— Мне скучно…

Она стала расхаживать вокруг стульев, на которых сидели взрослые. Фелисита смотрела в сад неподвижным взглядом.

— Мама, а что мне делать? — спросил Хуанито.

— Сиди смирно. Как жара спадет, сядем в машину и поедем домой.

Серхио, потупившись, разравнивал землю ногой.

— Послушай, Петра, — сказала Нинета, — не надо пока что думать о возвращении. Как начнешь думать раньше времени, все уже получается не так.

— Но когда-то уезжать все равно придется.

— Да, конечно, но пока не наступила минута отъезда, ты об этом и не думай.

— Насчет того, о чем я недавно говорила… Мне очень-очень этого хочется, понимаешь?

Фелипе вдруг схватил Петриту, проходившую за его стулом, и закричал:

— Ну-ка, дочка, марш отсюда! Амадео, Хуанито! И вы тоже, бегом все! Быстро на улицу! Поиграйте там! На улицу! Петри, поцелуй папу и беги.

Обрадовавшись, Хуанито и Амадео вскочили со стульев и с воплем «ура-а-а!» бросились к двери.

— Подождите меня! — закричала Петрита.

Амадео задержался в дверях.

— Пошли! — сказал он сестре, взял ее за руку, и оба скрылись в коридоре.

— Я уже не мог смотреть на детей. Думал, с ума сойду. Пусть побегают, порезвятся. В кои-то веки выбираемся за город — раз в году.

Петра покосилась на мужа и сказала, обращаясь к Нинете:

— Вот тебе отцовское воспитание. Ничего другого ему в голову не пришло. Отпустить детей, чтоб носились сломя голову без присмотра, будто беспризорные. Еще, не дай бог, повредят себе что-нибудь. Только бы ему не надоедали, понимаешь?