Читаем Харама полностью

— Ну вот он, — сказал дон Марсиаль, выкладывая дубль на стол брезгливым жестом, будто то был таракан.

Кока-Склока посмотрел на кости:

— Сейчас мы тебе ответим.

Шнейдер клал косточки домино очень аккуратно, а Кока-Склока бил ими о стол изо всей силы.

— А мы вот так! — кричал он при этом.

— Что значит так? — сказал дон Марсиаль. — Так ты только стол расколешь. Неужели нельзя полегче?

— Как это полегче! Всякая кость вдвойне к месту, если прихлопнешь как следует! Мы из вас дух выбили, вот вы и протестуете.

Шнейдер смеялся и аккуратно клал кость.

— А вы не смейтесь, сейчас я вас прокачу. На следующем круге.

— Я так не думаю, — ответил тот, глядя на костяшки. — Но думаю, что я будет прокатиться.

— А вот увидите.

Кармело развлекался, глядя на Коку-Склоку, и был доволен, что тот оказался его партнером.

Но вдруг Кока-Склока сжал кулак и заорал:

— Черт тебя раздери! Ну что ты поставил, дурья башка? Чем ты думал? Совсем не соображаешь! Видел же, что они ехали, так делал бы забой, а ты им подыграл. Для чего ты им развернул по четырем? Специально берег для них эту кость?.. И думаешь, что ты очень умный? Прокатился? Трепло! Ненормальный!..

— Э, ну хватит, — оборвал его дон Марсиаль. — Гляди, как ты не любишь проигрывать. Что набросился на Кармело? Ты вроде бабы: те всегда пользуются своей слабостью, чтобы ругать всех и вся, в этом их сила. Вот и ты осмеливаешься обзывать Кармело, потому что знаешь, что он тебя поколотить не может, — ведь ты кто? Лягушка обсохшая! И вполсилы шлепка не выдержишь.

— Лягушка, лягушка! Мешай кости да помалкивай, начальник! Я лягушка обсохшая, а ты — жаба иссохшая, понял?

— Хватит! Начальник не начальник, не лезь с этим, знаешь, на этот счет я шуток не терплю.

— Ладно, мой ход, — прервал его Кока-Склока. — По пяти! — И сухо щелкнул костяшкой по мрамору.

— А как у вас со свадьбой, Мигель? — спросил Себастьян.

Мигель лежал рядом, зажмурившись и прикрывая глаза рукой.

— Не знаю. Лучше об этом не говорить. Праздник сегодня.

— Ну ты хорош! Это у вас проблемы! Хотели бы мы с Паули быть на вашем месте.

— Не так-то все просто.

— При твоем положении…

— Это ничего не значит, Себас. Есть еще много чего, с чем приходится считаться. Когда живешь не один, в доме привыкают к тому, что регулярно приносить жалованье, и не так-то легко могут представить себе, как это вдруг останутся без твоих денег. Отсюда и всякие другие осложнения, целый клубок.

— Ты знаешь, я не хочу совать нос в чужие дела, но по правде скажу тебе, как я думаю: наступает время, и каждый вправе жениться, невзирая ни на что. Я понимаю, конечно, что бывают и более высокие обязанности, ну там, болен кто-нибудь или еще что. Но если дело только за тем стало, что им не обойтись, — не так без тебя, как без твоего жалованья, — тут, я считаю, нечего на них смотреть — женись, и делу конец. Конечно, ты отнимешь у них деньги, на которые они всегда рассчитывают, но с этим ничего уж не поделаешь! Все имеют право на свою собственную жизнь. А кроме того, когда ты уйдешь, одним ртом будет меньше. Вот почему и говорю, что на твоем месте, — хоть и не знаю, что и как, — я собрал бы пожитки — и счастливо оставаться, всего наилучшего. Я так смотрю на это дело.

— Говорить легко. Но все не так-то просто, Себастьян. Со стороны никто не может судить о дрязгах и стычках в семье. Даже если бы захотел разобраться. Изо дня в день возникает множество разных мелочей и бесконечно выясняются отношения — шу-шу-шу да ти-ти-ти, — от этого никуда не денешься, особенно когда вместе живут пять человек или еще больше народу. Не думай, что все это просто.

— Да кто ж этого не знает, но все равно за свое надо бороться.

— Да нет, лучше уж потерпеть и выждать время.

Алисия зевнула, похлопала ладошкой по открытому рту. Посмотрела на руку. Потом сказала Себасу, покачивая головой:

— Не слушай ты его, Себастьян. Оставь. Тут дело не в рассуждениях, отчего да почему. Главное — что для самого человека важней. Мы всегда готовы найти себе оправдание, когда отбояриваемся от того, что трудно. Отсюда и все разговоры. И на все находится объяснение.

Себас стукнул Мигеля по руке:

— Съел блин? Бьют картечью, парень. Мелкой. Чувствительно. Вот и скажи после этого, что женщины нам во всем доверяют.

Мигель криво улыбнулся, запрокинул голову, поглядел на невесту и серьезно сказал:

— Вы оба болтаете о том, чего не понимаете. Нечего было затевать этот разговор. Я же тебе говорил.

— Ты сам его поддержал, Мигель. Мне ты не говори: я с самого начала предупредил, что не хочу совать нос в чужие дела. Тебя заело то, что сказала твоя невеста, а с меня взятки гладки.

— Ладно, хватит, смени тему, понял? Оставь меня в покое. Вы оба влезли куда не надо, и давайте на этом кончим.

— Ну и человек! — сказал Себас. — Теперь он говорит, что я влез куда не надо. Ну, не занудство ли? На мне вымещает. Не дотронься до него.

Мигель ничего не ответил. Вмешалась Паулина:

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежный роман XX века

Равнодушные
Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы. Разговоры, свидания, мысли…Перевод с итальянского Льва Вершинина.По книге снят фильм: Италия — Франция, 1964 г. Режиссер: Франческо Мазелли.В ролях: Клаудия Кардинале (Карла), Род Стайгер (Лео), Шелли Уинтерс (Лиза), Томас Милан (Майкл), Полетт Годдар (Марияграция).

Альберто Моравиа , Злата Михайловна Потапова , Константин Михайлович Станюкович

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее