Харассмент

Инга перевела на нее взгляд – Мирошина смотрела на нее пристально и испытующе и была совсем не похожа на себя. Инга никогда прежде не видела на ее лице такого серьезного, сосредоточенного выражения. Впрочем, осуждения в нем не было, и это позволило Инге с вызовом сказать:

– Ну и правильно.

– Это значит, что нас всех будут таскать на эту комиссию. Выяснять, видели ли мы что-нибудь, можем ли подтвердить, какой Бурматов руководитель, какие у нас отношения в отделе. Весь этаж потащат. Они каждого из нас будут проверять, и все из-за тебя.

Галушкин поднял дырокол, а потом свирепо бухнул его на место. Следующим движением он резко передвинул телефон, чтобы выровнять его в параллель с краем стола.

Инга с презрением наблюдала за его манипуляциями.

– А ты из-за чего волнуешься? Или тебе тоже есть что скрывать, как Бурматову?

Галушкин хотел что-то ответить, но Алевтина бросила на него предостерегающий взгляд.

– Где, кстати, сам Бурматов? – продолжила Инга. – Не вижу его в кабинете. Прячется?

– Ему запрещено появляться в офисе, пока не состоится комиссия, – тихо сказала Алевтина. – И с тобой общаться тоже запрещено. И с нами.

– А почему вы все об этом знаете, а я нет?

– В почте письма. Прочитай.

Инга включила компьютер и открыла имейл, разосланный с адреса Кантемирова.

«Руководству компании стало известно об обвинениях в адрес одного из наших сотрудников, руководителя департамента коммуникаций Ильи Бурматова, в неподобающем поведении. Безопасность и комфортная атмосфера на рабочем месте всегда были нашим главным приоритетом, поэтому мы с особым беспокойством относимся к подобным заявлениям. В нашей организации нетерпимо относятся ко всем случаям злоупотребления полномочиями, сексуальных или иных домогательств, а также нарушению профессиональной этики. По фактам этих обвинений будет немедленно проведено внутреннее расследование.

На данный момент указанный сотрудник отстранен от работы. Его отстранение носит временный характер и само по себе не является признанием вины. В течение недели дисциплинарная комиссия проведет проверку случившегося и вынесет решение, которое будет доведено до вашего сведения.

Мы обращаемся ко всем сотрудникам: если вам известны факты, способствующие скорейшему проведению расследования, мы просим немедленно сообщить об этом».

Инга обратила внимание на фразу «нарушение профессиональной этики» и подумала, не скрывается ли за этим угроза и в ее адрес. Впрочем, эта мысль не задержалась в ее голове, оставив после себя только смутное беспокойство, потому что Инга увидела следующее письмо, от Бурматова. Оно было адресовано их департаменту коммуникаций.

«Всем привет! Вы уже знаете, что произошло – меня отстранили от работы до окончания внутреннего расследования. Не скрою, это большое потрясение для меня, и мне очень жаль, что я не могу быть сейчас рядом с вами, чтобы ответить на ваши вопросы. Не сомневаюсь, что их много. Мне запрещено общаться с командой и делать какие бы то ни было заявления, но это письмо я не могу не написать.

Во-первых, я хочу извиниться перед теми, с кем я вел себя «неподобающим образом». Ох уж и словечко… Тем не менее я искренне сожалею обо всех случаях, когда я задел кого-то. Я точно знаю, что это было не намеренно, но извиниться никогда не помешает.

Во-вторых, я хочу извиниться лично перед Ингой. Если наше общение доставило ей так много боли и дискомфорта, как она пишет, то я должен сказать, что никогда не желал этого. Я не согласен с большинством ее обвинений, однако сейчас не время и не место об этом говорить.

В-третьих, я приношу извинения всем вам за то, что в этой ситуации вы оказались пострадавшими. Поломка многих рабочих процессов, которая неизбежно сейчас произойдет, – это, конечно, моя ответственность. Признаюсь вам честно, это злит меня больше всего, однако, как я уже написал, сейчас для меня не время делиться своими личными переживаниями. Пока наш департамент переводят в подчинение Елены Меркуловой, многие из вас ее знают. Она прекрасный специалист и руководитель и, я уверен, сделает все возможное, чтобы происходящее поменьше сказывалось на работе.

Я очень рассчитываю, что проверка скоро закончится и мы все сможем вернуться к нормальной жизни».

– Ах ты гаденыш, – пробормотала Инга себе под нос.

Она скопировала письмо и отправила Максиму.

«Честно говоря, если бы я не знал его по твоим рассказам, подумал бы, что он в целом нормальный чувак, – написал Максим. – По письму так выглядит. Не скандалит, извиняется. Но мы-то, конечно, все понимаем».

Инга перечитала письмо Бурматова еще раз. Она не сразу поняла, что конкретно вызвало ее недовольство, но после комментария Максима все стало ясно: главным недостатком этого текста была его положительность. Обмануть Ингу Илья не мог, но вот остальных – запросто. Инга злилась, и злость была особенно острой от бессилия. Она хотела крикнуть всем, чтобы не верили, написать письмо в ответ, а еще лучше – переписать свой пост, чтобы наверняка лишить Илью возможностей оправдаться, но ничего из этого сделать не могла.