Харассмент

Часть с личностью Мирошиной была слабовата, да и сама ее история звучала туманно. Инга запоздало пожалела, что не настояла на подробностях. Перечитывая, она ощущала неприятную шероховатость, как от плохо подогнанной детали. Однако откладывать публикацию она не собиралась. Сейчас или никогда. Может, так даже правильнее, ведь надо подумать и о Мирошиной. Упоминать ее имя без прямого согласия было некрасиво, а жанр постов в фейсбуке все равно не предполагает документальной точности. Инга попробовала заменить слова «они без труда об этом узнают» на «я его скажу», но потом вернула как было. Демонстративно брать на себя ответственность не хотелось, лучше пусть все звучит обтекаемо. Если Кантемиров захочет узнать, что это за таинственная коллега, Инга, конечно, скажет. И Мирошина скажет – будучи уже наполовину рассекреченной, какой смысл отпираться?

Инга храбро щелкнула мышкой, отправляя пост в свободное плаванье.

На этот раз спрятаться и переждать момент, когда все прочитают, ей не хотелось. Переход Мирошиной на ее сторону укрепил Ингину твердость. Она скопировала ссылку на пост и отправила ей его в телеграме. Мирошина прочитала сообщение, но ничего не ответила. Ее все еще не было на месте, но когда пять минут спустя она наконец-то появилась, то, поздоровавшись со всеми, на Ингу не посмотрела. Инга же, наоборот, впилась в нее глазами, стараясь рассмотреть на ее лице знак ободрения или хотя бы соучастия, но не обнаружила ничего – выражение Мирошиной было лишено всяких эмоций. Сев за стол, она отгородилась монитором.

Ингу царапнуло это безразличие, но она решила пока не придавать ему значения. Если бы Мирошина была зла, наверняка бы что-то ей написала. Возможно, ей нужно время, чтобы осознать свою новую роль, кроме того, она, должно быть, страшно напугана в преддверии скорой реакции коллег. Инга обновила фейсбук. Под ее постом появились первые комментарии.

Сначала она воспряла духом: в первом же было написано, что сомневаться не приходилось, такие инциденты, как Ингин случай с Бурматовым, редко возникают на пустом месте. Однако следующие комментаторы были настроены вовсе не так однозначно. А что это за странная коллега? Почему она не пишет сама? Почему Инга не называет ее имя? Бережность к чувствам других – это, конечно, хорошо, но если уж рассказывать историю, то до конца. И кроме того, что это за история? Из поста ничего не ясно. Коллега с Бурматовым встречалась? Он принуждал ее к сексу? Секс вообще был или все ограничилось приставанием? Может, он ей просто комплимент сделал, а теперь она решила примазаться к громкой истории? Или, может, Инга вообще все это выдумала?

Инга ошеломленно водила глазами по строчкам, а потом отмотала страницу выше и еще раз перечитала пост. Да, имя Мирошиной и детали их с Ильей романа, несомненно, придали бы ему веса, но ведь он, как и первое Ингино признание, держался на ее честном слове. Почему в первый раз ей поверили, а теперь, когда она добавила подробностей, вдруг усомнились?

– Ты что, опять пост написала? – вдруг воскликнул Галушкин.

Аркаша с изумлением посмотрел на него, а потом на Ингу.

Инга в свою очередь покосилась на Мирошину, но ту по-прежнему надежно скрывал монитор.

– И что это за коллега? – продолжал Галушкин, глядя в компьютер и медленно прокручивая колесо мышки. – Кто тебе это наплел?

Инга опять с надеждой бросила взгляд туда, где сидела Мирошина. Ну же, покажись, мысленно взмолилась она. Ответь ему!

Из-за мирошинского монитора не раздавалось ни звука.

Инга как бы невзначай немного отъехала от стола, чтобы изменить угол обзора. Мирошина сидела, уставившись в экран с озабоченным видом. На Галушкина она не смотрела, будто не слышала его.

– Ну, Инга? Тебе это кто-то рассказал? Или ты сама это выдумала?

– Мне это кто-то рассказал, – отчеканила Инга, испепеляя Мирошину взглядом. Та не реагировала. – И я уверена, что этот человек подтвердит мои слова.

– Инга, хорошо, что ты на месте, – раздался в отдалении голос Алевтины. Она спешила к столу и выглядела встревоженной. Обернувшись, Инга увидела, что несколько человек, сидевших неподалеку, тоже подняли головы, услышав эти слова, и посмотрели сначала на Алевтину, а потом на саму Ингу, причем на нее явно дольше, чем следовало. – Тебя там зовут. Кантемиров. Сказал срочно.

Инга не торопясь встала из-за стола. От Алевтины, стоявшей рядом, сильно пахло духами, и Инге показалось, что с этим пряным тяжелым запахом ее обволакивает мрачное предчувствие.

– А ты откуда знаешь? – спросила она.

– Я только что от него. Уже уходила, но задержалась в приемной. Он в последний момент и попросил тебя позвать.

Когда Инга вошла в приемную, кантемировская секретарша скользнула по ней равнодушным взглядом и ничего не сказала. Инга помнила, что она и в прошлый раз не проявила интерес, и подумала, что та, может быть, ничего не знает. Однако секретарша сняла телефонную трубку и сказала в нее: