Харбин

Он шёл по этой дороге в который раз и вокруг себя видел то, что видел уже много раз. И сейчас он шёл и видел русских людей, русские дома, построенные русскими руками, очень странно здесь смотрелись китайцы-рикши, и китайцы-разносчики, и китайские иероглифы, написанные на вывесках рядом с русскими названиями. Ему долго снились Омск и Иртыш, и сейчас он иногда видит свой дом и липы на тротуаре перед домом. Вдруг Михаил Капитонович обнаружил, что здесь тоже вдоль тротуара посажены липы. Они совсем недавно отцвели, и он вспомнил, как пару недель назад глубокой тёплой ночью возвращался домой и как они одуревающе сладко пахли, а башмаки липли к тротуарному камню. Тогда он не обратил на это внимания, но запомнил, а сейчас вспомнил и подумал: «И что? Скоро этому тоже придёт конец? Ну так и что? Ты же не любишь этот город! И пусть придёт конец, и ты куда-нибудь…», он остановился, потому что понял, что он уже не сможет «куда-нибудь…» по простой причине – он не знает куда.

Сорокин посмотрел на часы – было около шести вечера, надо было отдохнуть, переодеться и сменить японского капитана. Он пошёл быстрее, он смотрел на проспект и видел, что эта большая улица ничем не отличается от любой большой улицы в любом русском городе. В двадцатом с отступающими белыми войсками он проскочил Новониколаевск, проскочил Красноярск, Иркутск, тогда была зима, но улицы были те же. И он почувствовал, что этот город, в котором он прожил двадцать с лишним лет и который честно ненавидел, – такой же русский.

Около дома у штакетника стояли атаман и Дора Михайловна. Он коротко поздоровался, и все поднялись в его квартиру. Атаман начал:

– Я понимаю, Михаил Капитонович, вы весь в делах, а наше с вами дело – как?

«Наше»!» – с иронией подумал Сорокин и не ответил.

– С границы приходят тревожные вести, всё может начаться со дня на день!

– Или с минуты на минуту! – подтвердила Дора Михайловна.

«А ты-то куда торопишься? – Он ухмыльнулся, вспомнив цветы в горшках в её заведении. – Даже цветы кто-то поливает, значит, ты ждёшь гостей тут и никуда не собираешься!»

– Хорошо, господа, завтра я направлю моих людей.

Сорокину очень хотелось распрощаться с гостями, и он стал доставать из шифоньера костюм и свежую рубашку.

Атаман жал ему руку, а вежливая Дора дёргала атамана за рукав.

Отдохнуть не удалось, через сорок минут Сорокин уже был на «кукушке».

– Ну что? – спросил он китайца.

– Моя много нюхай, – больсой охрана на Сунхуацзян-река!

Ещё через двадцать минут Сорокин стоял в прихожей особняка. Коити надевал пиджак.

– Ночевать будете здесь?

– А есть место?

– Найдут, – ответил Коити и позвал повара-охранника. – Этот господин будет ночевать в кабинете, надо устроить…

– Постель, понимаем…

– Хорошо, но вас должны были предупредить, что с постояльцем вы общаться не будете! Он об этом тоже предупреждён.

Сорокин на замшевом диване при свете ночника до темноты читал газеты. Постоялец в гостиной шелестел бумагами, и оба курили так, что повар начал кашлять и попросил разрешения открыть форточку, хотя бы в кухне. Потом он утих, Сорокин зашёл и увидел, что он спит на большом широком сундуке.

Около двенадцати он услышал из гостиной хруст костей, стон хорошо потянувшегося тела и тихий голос:

– Что вы там застряли, я слышу, как вы шуршите газетами, что мы, так и будем, как воистину русские, сидеть по разным углам? Идите сюда!

Сорокину не хотелось получать выговор от Асакусы, но охранник спал крепко, это было слышно, и он поднялся.

Он вошёл, в гостиной со стула поднялся высокий пожилой костлявый мужчина с полуседой курчавой копной волос, в лёгком костюме и в шлёпанцах и указал ему на кресло.

– Вы присаживайтесь, а я сейчас! – сказал он и крадучись вышел.

Он вернулся через пару минут, неся поднос, на котором стоял графин, два лафитника и китайские солёные орешки.

– А то, если вы голодны, могу принести что-нибудь более… посущественнее… я знаю, где лежит, я тут уже освоился.

Михаил Капитонович согласился и кивнул:

– Только я не пью!

– Ха! А что так? – удивился мужчина. – А хотя у нас всё так – или пьём, или уж вовсе… ну ваше право! А какое сегодня число?

– 8-е…

– …августа?..

– …уже кончается!

Когда он поставил на стол поднос и снова вышел, Сорокин вспомнил ту давнюю поездку в Дайрен, фотографии из японских журналов и инструктаж Кости Номуры: «Так это же комбриг Юшков, только вот не помню его имени-отчества! Вот, оказывается, кого они здесь прячут, а Советы разыскивают!»

Юшков вернулся с тарелкой с мясом, хлебом, зеленью и парой огурцов.

– Ну раз не пьёте, значит, не обессудьте, я один! Хотя, судя по вашему взгляду, вы в своё время выпили изрядно! Я прав?

Сорокин улыбнулся и кивнул.

– Не будем представляться, мы не на приёме, зовите меня просто Эдгар, можно – Эдик!

– Можете называть меня просто Михаил! – ответил на любезность Михаил Капитонович.

Юшков нарезал мясо, располосовал вдоль на четыре части огурцы и сказал, что забыл соль. Вернувшись, он налил себе, вопросительно глянул на Сорокина, тот отрицательно покачал головой, и Юшков выпил и сразу налил вторую.