– Прошу извинить, – ответил китаец, – наверное, я выпил слишком много вина. Моя голова совсем не хочет работать. Сейчас я не могу вспомнить никого по имени Ли Мин. Может, я припомню его позже. Зайди ко мне как-нибудь. Только предупреди заранее. Я распоряжусь насчет тушеной свиной головы. И гороховой каши.
– Ну, и на том спасибо.
Грач вздохнул – и вдруг быстро шагнул к столу. Правая рука его скользнула в брючный карман – и тут же вынырнула, сжимая веский свинцовый цилиндр. Крякнув, Грач рукою, усиленной свинчаткой, коротко и страшно ударил китайца в лицо.
Чена отбросило назад, кровь мгновенно залила разбитые губы.
Черные стражи бесшумно (только зашелестели под ногами циновки) метнулись к столу, но Грач выбросил из-под сюртука левую руку – и на слуг Чена глянул черный револьверный ствол.
– Уйми своих янычар! – крикнул Грач. – Не доваживай до беды!
Однако Чен молчал, и тогда Грач ударил его снова.
Стражи зачарованно смотрели на револьвер в руке русского полицейского. Потом старший остро вскрикнул и выхватил из складок одежды широкий короткий нож.
Тут Чен что-то быстро произнес – и оба стража попятились, отступили к двери, по-прежнему не отрывая взгляда от смертоносной семизарядной машинки.
– Ну, что вскудахтались? – сказал им Грач почти благодушно. – Ничего с вашим хозяином не случилось. Багровина под глазом? Велико дело!
Грач повернулся к хозяину, сидевшему на полу возле стены.
– Что скажешь, Чен? Не припомнишь ли теперь Ли Мина? Или мы продолжим готовить старинное русское блюдо под названием «Бой умного медведя с глупой свиньей»?
Чен поднял веки, провел ладонью по губам и медленно, тяжело кивнул. Потом сказал:
– Про Ли Мина мне ничего не известно, но мой бывший повар знает больше меня…
Вердарский достал часы, глянул. Стрелки показывали четверть четвертого. Пожалуй, пора возвращаться в управление, писать рапорт о прошедшем дне. Проведенном, надо признать, совершенно бездарно.
Задумавшись, Вердарский шел, наклонив голову, не разбирая дороги. И с ходу уткнулся макушкой во что-то мягкое. Это «нечто» охнуло и сказало:
– Вот курья башка!..
Полицейский выпрямился. Перед ним стоял молодой человек замечательной внешности. В черной бархатной жилетке поверх багряной шелковой рубахи навыпуск, в отутюженных брюках, тщательно заправленных в русские сапоги, которые сияли черным антрацитовым пламенем. На голове – новый картуз с лаковым козырьком. Черные усики расчесаны и напомажены. Словом, молодой человек словно с картинки сошел – был он весь масляно-лаковый, точно детский петушок из жженого сахара.
Окажись здесь Грач, он бы мигом определил род занятий этого красавца, но Вердарский не имел нужного опыта.
– Простите, сударь, – сказал он стеснительно. – Я вас, должно быть, ушиб.
– Пустяки, – ответил лаковый, ощупывая Вердарского взглядом. – А вы что тут делать изволите? По какой надобности?
– Случайно. Я не знал, хотел побыстрее.
– Оно и видно, – сказал лаковый, перемещаясь взором по сюртуку своего визави. – От незнания чего не бывает. Только вот ведь какое дело: за промашки-то свои платить приходится.
– Сударь… – пробормотал Вердарский, отшатываясь. – Я государственный служащий…
– А это нам неважно, – вкрадчиво говорил лаковый, подступая. – Хоть вы мандарин китайский, а будьте любезны…
С этими словами он с силой толкнул чиновника в грудь. Тот отлетел назад и наверняка бы упал, если б не лихаческая коляска, стоявшая позади. Вердарский ударился о нее спиной и затылком. В голове тонко зазвенело, а страх разом вдруг улетучился.
Вердарский вытянул из внутреннего кармана пистолет и мигом навел на лакового.
– Я вас сейчас застрелю!
А тот, наглец, вдруг засмеялся:
– Вы, должно быть, на службе недавно. В управление поспешаете? Ну, Мирону Михайловичу поклон от меня.
Вердарский вздохнул, соображая, как поступить. Однако лаковый, мазнув взглядом по лицу полицейского надзирателя, спросил:
– Уж не о пожаре ль дело расследуете?
– О пожаре… – удивленно ответил Вердарский. – А вы почему знаете?
– Мне ли не знать! Мирон Михайлович, он это любит. Чтоб, значит, человек сам разбирался. Да-с, метод, скажу я вам. Вам, значит, погорелый «Метрополь» достался? Не позавидую.
– А вы сами-то кто будете? – спросил Вердарский, не слишком разобравшись в несколько путаной речи лакового.
– Егор Чимша, Мирона Михайловича старинный знакомец, – лаковый сдернул картуз и шутовски поклонился.
И тут Вердарский догадался.
– Так вы… из наших?.. – прошептал он.
Чиновник слышал не раз, что у жандармских и полицейских чинов имеются свои секретные агенты, в миру совершенно неотличимые от обывателей. Да они и есть обыватели, только жизнь их, некоторым образом, двойная. И, вероятно, очень опасная.
Лаковый с достоинством кивнул.
Теперь Вердарский смотрел на Егора Чимшу с уважением:
– Простите. Тут явное недоразумение.
Он спрятал свой пистолет, пригладил ладонью волосы и глянул на часы. Оказалось, что поход через Кривоколенную похитил без малого сорок минут. Вот тебе и срезал дорогу!
– Торопитесь? – спросил лаковый, вглядываясь в лицо полицейского. – Так это не беда. Это я мигом улажу.