Харбинский экспресс-2. Интервенция

– Выпусти, – сказал Грач. – Пускай. Он нам теперь без надобности.

* * *

Канцелярской работы обыкновенно чураются. Мало кто любит ее, писанину-то. И почему, спрашивается? Что до Грача, так ему сочинение служебных бумаг никогда не было в тягость. Сидишь себе, царапаешь перышком. И ногам отдых, и для мыслей полезно: выводишь аккуратненько строчки, одну за другой, а с ними вместе и картинка-то в голове складывается яснее.

Пока писал рапорт его высокоблагородию полковнику Карвасарову насчет последних событий (допрос Чена в документ, ясное дело, пока не был включен), все думал про теорийку с чудесным корнем. И не было у Грача на душе покоя – то покажется ему это все полною чепухой, то – перспективнейшей версией, с возможностями самыми соблазнительными. Для него самого, разумеется.

Спустя некоторое время (Грач уже переписал документ начисто и даже успел отнести секретарю, для регистрации) вошел дежурный и доложил, что явился некий извозчик, которого, по его словам, вызывали.

– Пускай заходит.

Вошел малый, одетый даже с некой возчицкой претензией, в кожаном картузе, который он теперь держал в кулаке.

– Чего тебе?

– Так городовой сказывал, будто в сыскном меня спрашивают…

– А ты кто?

– Извозчик, два-два-седьмой…

– А, ванька! Вспомнил тебя.

– Не ванька, – обидчиво сказал малый. – Не лихач, конечно, но и не ванька.

– А кто же?

– Из живейных будем.

– Вот как? Ну да мне дела нет до вашей классификации. Сказывай: куда ты того седока отвез?

– Какого?

– Да того, с которым через привокзальную площадь катил. Утром. Припоминаешь?

Малый наморщил лоб, переложил картуз из руки в руку:

– Так это тот, верно, что с читинского.

– Может, с читинского. – Грач глянул на специальный листок, прикрепленный возле стола, где были расписаны прибывавшие в Харбин поезда. – Да, по времени сходится. Ну?

– Странный господин, – ответил малый, отчего-то мрачнея. – Я уж ему говорю: надобно вам на квартиру. Есть у меня на примете: место спокойное, да и возьмет хозяйка недорого. А он отказался. Зафордыбачился, значит.

– Говори толком, куда поехал.

– Сперва в железнодорожную гостиницу сунулись. Уж, считай, прибыли, как вдруг велит поворачивать.

– Чего так?

– По-моему, буточников забоялся. Городовых, то бишь. Там теперь двое стоят, с шашками. Так вот, он как их увидал, так и говорит мне – поехали, значит, назад. И велел править к этой самой, прости господи, Дорис.

– Да ну! – вырвалось у Грача невольно.

– Истинно так, ваше благородие. Я уж ему говорю, как приехали: невместно вам здесь, давайте обратно, есть на примете квартирка. Истинный Бог, не пожалеете! А он только улыбнулся эдак растерянно, да и отвечает – нет, без надобности. Тут, говорит, меня и высаживай.

– Сошел?

– Сошел. А привратник, поганец, надо мной еще посмеялся. Ну да поглядим, много ли он насмеется, на Страшном суде-то. В вертепе служит, так Бог его непременно поразит, непременно. А вот барина жалко, – добавил словоохотливый малый, – барин, по виду, хороший. И заплатил не рядясь, щедро.

Грач велел ему описать внешность утреннего седока. После, когда возница ушел, он достал папочку, где хранил документы по делу, и нашел словесные описания неких подозрительных гостей, снятые в свое время в заведении мадам Дорис. Тех самых, на которых до сих пор главное подозрение. Так, кто там у нас…

Офицер-кавалерист. Это мимо, его жалостливый извозчик вряд ли бы окрестил «добрым барином». Далее, был там господин купеческого вида, плотный, одышливый. Тоже не подходит – возраст не сходится, да и в прочем совсем не похож. Старик-генерал? Про этого и говорить нечего. Но был еще один, по виду учитель. В пальто кавэжедэковском. Вот тут, пожалуй что, горячо… Потому что этот, четвертый, был, по всему, доктором. Он кого-то пользовал наверху у Дорис – потом еще зонд желудочный обнаружился.

И как же он выглядел? Одет бедно, инструменты с собой. Значит, постоянной практики не имеет, случайные вызовы. Среди бедноты. А там что? Травмы, отравления. Опять же аборты…

Стоп!

Стражник-то нынче утром как раз про такого рассказывал. Специалиста по вытравлению плода. Он якобы еще и чудесный корень разыскивает.

Ин-те-рес-но, проговорил про себя Грач. Что ж это у нас получается?

А вот что: похоже, это он есть, утренний седок. Женечка (ах, уютный сине-белый домик!) его наверняка узнала. Вон как вздернулась вся. Значит, были прежде знакомы. Должно быть, еще в Петербурге. Кстати, она ведь, помнится, что-то такое рассказывала.

Грач задумался, потеребил ухо.

Женю надо как-то возвращать из этой чертовой контрразведки. Оно, конечно, легко сказать, да как сделать-то? Ладно, измыслится что-нибудь.

Он вышел в коридор, крикнул дежурному, чтоб никого к нему не пускал, потом вернулся за стол, сел и задумался.

Интересная получалась история. С одной стороны – враки одни, бабьи побасенки. Мандрагора, корень волшебный! Подумать немыслимо – чтоб такую теорию да не в шутку рассматривать! Сказать полковнику – тут, почитай, и карьере конец. Но с другой…