Донесения, собранные Грачом. Это он распорядился установить негласное наблюдение. Не поставив в известность начальство. Нехорошо, однако теперь-то не спросишь. Видно, имелись резоны. Пометок на рапортах-донесениях нет, стало быть, не заинтересовали, просто подшил в папку. А зря – есть кое-что интересное в записке Филлипенкова. Тут вся соль в маленьком дополнении:
Вот оно! Опять мадам Дорис.
Полковник подумал, что пора нанести туда новый визит. Да, пришлось разрешить ей работать – как она и предсказывала. Ничего, сейчас разрешил, а завтра вновь запретит! Она тут точно завязана. Надо теперь действовать иначе – без экивоков. Быстрота и натиск. Как говорили римляне: ex abrupto, что значит – внезапно, без подготовки.
Полковник вызвал к себе дежурного, велел подать лошадей. И еще распорядился, чтоб трое толковых людей ждали внизу.
Ну-с, вроде все. К делу!
На следующее утро Павел Романович проснулся чуть свет. Остальные еще спали. Мужчины – прямо на полу, мадемуазель Дроздова – на узкой металлической кровати Сырцова. Он, кстати, так и не появлялся.
Дохтуров полежал с закрытыми глаза. Понял: более не уснуть. Да оно и понятно – нынче Дорис должна связать с комиссаром. Удастся или нет? И как те станут проверять панацею?
Правда, Павел Романович мадам накануне проинструктировал – касательно способа подобной проверки. Но это получается – через десятые руки. Ненадежно.
Вопросы, вопросы…
Если согласятся, то, вероятно, придется ехать в Петроград. Хотя нет, оттуда уже не выпустят! Заставят рассказать все, а потом уничтожат. Значит, только в Екатеринбург, к государю. Инкогнито. Да, позиция должна быть такой: комиссары получат панацею только после освобождения царя.
От принятого решения стало немного легче. Павел Романович закрыл глаза – вдруг все же получится поспать еще, – но тут услышал шаги и знакомый шепот ротмистра:
– Что это вы все вздыхаете?
Вид у Агранцева был помятый. Павел Романович подумал, что впервые видит его небритым.
– Я вот тоже не сплю, – сказал ротмистр, устраиваясь рядом на табурете. – Считай, всю ночь глаз не сомкнул. Никак не могу сообразить – для чего это япошкам было столько народу губить? Хотели у вас секрет отобрать? Так и отобрали б, дело нехитрое. Да и не было в тот момент у вас панацеи.
– Хотели устранить конкурента, – сказал Павел Романович.
– Тогда зачем остальных?.. И опять же – откуда про вас узнали? Нет, не сходится что-то.
– Сходится – не сходится… – проворчал Павел Романович, которому тоже приходили в голову эти соображения. Но по сравнению с главной проблемой они казались несущественными.
Однако ротмистр словно подслушал его мысли.
– Думаю, комиссары на ваше предложение согласятся, – вдруг сказал он.
– Отчего так считаете?
Агранцев пожал плечами:
– Не знаю. Предчувствие.
За разговорами не заметили, как налилось светом утро. Невидимый отсюда, задребезжал трамвай. Послышался крик разносчика газет:
– Новое подорожание цен! Союзники высылают войска! Злодейски убит русский ас Миллер!
– Боже мой… – прошептал Павел Романович.
И ведь как в воду смотрел Агранцев.
Дохтуров и ротмистр прибыли в заведение Дорис к десяти. «Малиновый» официант тотчас провел к мадам.
– А знаете, господа, – сказала Дорис, – предложение-то ваше принято.
Голос у нее оставался обычный, грудной, ровный, но в конце подвел-таки мадам – последнее слово получилось звонче, с подскоком.
Агранцев и Павел Романович переглянулись.
– И… что? – спросил Павел Романович.
– Это удивительно, – сказала мадам. – То ли я была очень убедительна, то ли они уже что-то слышали, однако согласились сразу. Ваш эликсир будет испытан… – Тут мадам Дорис понизила голос: – Человек, с которым я разговаривала, сказал, что он будет испытан на их самом главном… ну, вы понимаете? Сперва, на предмет провокации, испытает кто-то из рядовых, а потом попадет к самому их картавому лидеру. В случае успеха вы получите то, что хотите. И я тоже, – добавила мадам Дорис.
– Не нравится мне, что они так легко приняли, – сказал ротмистр. – Готовят каверзу.
– Не думаю, – сказала мадам. – Я совершенно уверена: они уже слышали про панацею. И потому вмиг ухватились.