Харикл. Арахнея

А Гермон стал уверять её, что, будь ему дозволено любоваться её божественной красотой, его счастье возбудило бы зависть самих богов. Несдержанность, так не свойственная грекам, умеющим всегда владеть собой в присутствии других, с которой он выказывал наполнявшие его чувства счастья и тщеславия, вызвала во многих почтенных гостях чувство недовольства им. Между ними был и знаменитый врач Эразистрат, сосед Архиаса. Отец Дафны обратился к нему с просьбой попытаться возвратить зрение его племяннику. Но этот человеколюбивый целитель, оказывающий охотно помощь самым бедным и незначительным людям, отказался наотрез, говоря, что он считал бы себя не вправе тратить своё время и знания на такого слепого, который, несмотря на тяжёлое, ниспосланное богами испытание, может быть таким самодовольным и тщеславным, предпочитая их употребить на исцеление более несчастных людей.

— Когда опьянение, вызванное сегодняшним триумфом, пройдёт и наступит другое настроение, тогда возобновим мы наш разговор, — ответил Архиас таким убеждённым тоном, что врач, подавая ему руку, сказал:

— Только тем больным могут помочь боги и врачи, которые искренно и страстно жаждут исцеления.

Приглашённые поздно покинули гостеприимный дом Архиаса. Архивариус Проклос ушёл в самом радостном настроении: ему удалось уговорить богатого хозяина одолжить большую денежную сумму царице Арсиное для одного дела, скрыв весьма осторожно от него цель этого предприятия. А знаменитый Гермон провёл свою первую ночь в Александрии под кровом дяди.

XXIII

На другой день Гермон встал со своего ложа бодрым, здоровым и готовым вновь испытать все радости жизни. Посланные от общества эфебов и молодых художников ожидали его на праздник, даваемый в его честь. Радостно и весело принял он их приглашение. Он также обещал посетить дома богатых друзей Архиаса, пожелавших видеть у себя знаменитого художника. Он всё ещё находился в каком-то упоении. У него не было ни времени, ни охоты соображать и обдумывать. Сама судьба лишила его любимой работы, но зато она же предоставляла ему массу разнообразнейших наслаждений, опьяняющую силу которых он вчера испытал. Ему ещё нравился одуряющий напиток из лести и восторгов, подносимый ему его согражданами, и ему продолжало казаться, что этот напиток никогда не потеряет для него своей сладости.

Перед полуднем посетил он почтенную Тиону и Дафну. Лицо его выражало столько счастья и довольства, что Тиона удивилась про себя, как мог он, всё ещё преследуемый Немезидой, так беспечно предаваться радостям жизни. Дафна, напротив, радовалась этому. Она знала, что это время триумфа и празднеств пройдёт, оно не повторится более для слепого художника. Оно пройдёт, и тогда наступит для него спокойное счастье подле неё, и в гавани супружества станет он на якорь на всю жизнь. Но для этого настанет время, когда он осушит до дна чашу жизненных наслаждений, которую ему теперь подносит судьба в награду за все ниспосланные ему горести. Радостно и весело приветствовал он обеих женщин, но его оживлённый рассказ о пережитых вчера ощущениях был тотчас же прерван появлением Архиаса, который спросил его, желает ли он поселиться в унаследованной от Мертилоса прекрасной вилле с большим садом, расположенной невдалеке от Мареотидского озера, или же предпочтёт жить в доме, находящемся в центре города. Гермон предпочёл поселиться в городском доме. Дядя и обе женщины, видимо, ожидали другого решения, и их молчание дало понять это художнику, который, как бы извиняясь, стал объяснять, что впоследствии жить на вилле будет для него приятнее и спокойнее, но что теперь нечего было бы искать покоя, когда половина города как будто поклялась нарушать его. Никто не противоречил ему, и тем не менее чувство какого-то недовольства овладело им, когда он оставил женскую половину дома Архиаса. Но общество весёлых друзей быстро прогнало это чувство.

На следующий же день Гермон переселился в свой дом, всё ещё не находя удобного времени переговорить о браке со своей возлюбленной. Архиас, управлявший имениями умершего Мертилоса, пожелал передать их, а также и отчёты по управлению Гермону, но слепой племянник решительно отказался принять их, говоря, что в дядиных руках его состояние будет скорее увеличиваться, нежели уменьшаться. Обширный роскошный городской дом оказался очень удобным, и Гермон остался доволен своим выбором. Большинство его друзей были занятые художники, и сколько теряли бы они драгоценного времени, посещая его на отдалённой загородной вилле! Вряд ли бы он сам успевал, живи он на вилле, везде побывать: школа борцов, термы, места прогулок знатного общества и знаменитая кухмистерская, где он любил пировать с друзьями, — от всего этого вилла отстояла очень далеко.