Форион заметил его удивление. Он, казалось, угадывал, какие мысли заставили юношу примолкнуть и задуматься. Ласково подошёл он к Хариклу и взял его за руку.
— Может быть, — сказал он, — и до тебя уже дошли слухи о том, что божество это хранило под своим подножием большое богатство.
Харикл молчал.
— Это правда, — продолжал Форион, — когда я купил дом в надежде возвратить его когда-нибудь твоему отцу, то я увидел, что пьедестал, на котором стоит божество, наклонился совсем на бок и что самой статуе грозит падение. Я велел снять её и нашёл под ним кружку, в которой лежало две тысячи статернов чистейшего золота. Вот, — сказал он, взяв у раба тяжёлый ящик, — я передаю тебе эти деньги, так как ты возвратился на родину; конечно, предок твой предназначал их только гражданину этого города, хотя найти это золото суждено было, может быть, одному из отдалённейших его потомков.
Харикл был до того поражён и пристыжен, что не знал, что отвечать.
— Я знаю, — продолжал Форион, — всё, что рассказывают про меня, но я был далёк даже от мысли коснуться богатства, которое принадлежало не моим предкам, а было положено здесь другим для его потомков. Я никогда не стану молить богов о том, чтобы они указывали мне на подобные сокровища, или иметь дело с прорицателями, которые стали бы советовать мне извлекать из недр земли лежащие в них сокровища. Разве богатство может быть для меня приобретением столь драгоценным, каким считаю я сознание своей честности и благородство души? Неужели стану я менять лучшее на худшее? Ставить деньги выше спокойствия честной души?
— Чудный человек! — вскричал Харикл со слезами на глазах. — Ты представляешься мне божеством! Ты возвратил меня на родину, ты ввёл меня в дом отца моего, который я считал потерянным, и, наконец, ты же честно передал мне богатство, которое хранилось здесь в недрах земли.
— Молю богов, чтобы они даровали тебе в этом доме жизнь более счастливую, чем жизнь твоего отца, — сказал старец. — Осмотрись хорошенько и сделай необходимые распоряжения для возобновления хозяйства. Если тебе понадобится мой совет или моя помощь, то обратись ко мне; но сохрани в глубокой тайне всё, что произошло сегодня между нами.
Затем он пожал юноше руку и удалился в сопровождении раба.
Харикл стоял ещё долго, точно во сне, перед изображением божества, к ногам которого он поставил распечатанный ящик. Он дивился благородству этого человека, стыдился своего недоверия к нему и вместе с тем радовался, что не только обладает отцовским домом, но что и состояние его так значительно увеличилось. Наконец, очнувшись, он пошёл осмотреть остальные части дома. Через среднюю дверь он вошёл в покои женщин. Тут была комната его матери, здесь зала, где при свете лампы, в кругу женщин он играл у ног своей няньки или слушал её рассказы. Глубокая грусть охватила его, когда он увидел всё в таком запустении, а себя совсем одиноким среди обширных покоев. Он решил купить тотчас же нескольких рабов и необходимую мебель и посуду.
И без того уже было пора идти на рынок, чтобы встретиться с Ктезифоном и отыскать трапецита, которого ему нужно было видеть, поэтому, передав Ману ящик с золотом и велев ему следовать за собою, он вышел из дому.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Трапециты
Рынок был уже полон, когда Харикл пришёл туда[53]. Во всех его отделениях продавцы скрепили уже плетёнки своих лавок и выставили товар на столах и на скамейках. Тут булочницы сложили в высокие кучи свои круглые хлебы и пироги и преследовали криком и бранью прохожего, который нечаянно опрокидывал одну из этих пирамид; рядом дымились котлы с варёным горохом и другими овощами. Там, на горшечном рынке, горшечники восхваляли достоинство своей посуды, далее, на миртовом рынке продавались венки и ленты, и не одна хорошенькая продавщица принимала к вечеру заказы на венки, а может статься и на что-нибудь иное. Здесь можно было найти всё необходимое, начиная с ячменной крупы и до самых лакомых рыб, чеснок и фимиам, чистое прозрачное масло и превосходнейшие благовонные мази, свежий сыр и сладкий мёд гиметтийских пчёл, наконец, наёмных поваров и рабов и рабынь — всё это было здесь в изобилии, и каждое на своём месте. С громкими криками носили свой товар разносчики, а время от времени проходил по рынку общественный глашатай, возвещавший громким голосом продажу дома и вновь прибывших товаров или же объявлявший о награде, назначенной за открытие какого-либо воровства или за поимку сбежавшего раба.