Харикл. Арахнея

На следующий день взошло солнце и бледными лучами своими тускло осветило картину вчерашнего опустошения, о котором достаточно свидетельствовали плавающие обломки корабля и тела утопленников. Буря миновала, но море всё ещё было неспокойно, и волны, пенясь, разбивались о пустынные скалистые берега Эвбеи. В маленькой бухте, защищённой со всех сторон от бурного напора волн выступающими утёсами, лежало на берегу, немного в стороне, безжизненное, по-видимому, тело молодого человека. На коленях перед ним стоял раб, всеми силами старающийся оживить его совершенно окоченевшие члены. Он вглядывался в бледное, прекрасное лицо юноши и утирал пену и солёную воду с его прекрасных белокурых волос. В то время как он был так занят, вверху на скале показалась какая-то фигура. Судя по одежде и по находившимся при нём сети и корзине, это должен был быть раб, посланный своим господином, чтобы наловить к завтраку рыбы; он высматривал, не принесла ли ему вчерашняя буря ещё какой-нибудь другой добычи. Заметив внизу людей, он с любопытством спустился вниз.

— Что ты делаешь? — спросил он раба, который был так погружен в своё дело, что не заметил его приближения.

— О, — вскричал тот, вскакивая, — сами боги посылают тебя. Вчера во время бури погиб наш корабль, и нас выбросило на землю на одном из его обломков. От усталости и слишком долгого пребывания в воде господин мой потерял сознание. Помоги мне привести его в чувство.

— Глупец, — сказал рыбак, — и ты не воспользуешься случаем, чтобы сделаться свободным. Оставь его, он спит превосходно; ступай себе куда хочешь. Сегодня ты спасёшь ему жизнь, а завтра, быть может, он наденет на тебя цепь или ошейник. Ступай, говорю тебе; такого случая вновь не представится[94].

— Ты думаешь подобно многим, — возразил раб, — но сохрани меня Зевс, чтобы я покинул моего господина, с которым играл, будучи мальчиком, и жил столько лет на чужбине. Лучше иметь хорошего господина, чем быть свободным только по имени, а на деле влачить самое жалкое существование. Но оставим это; вероятно, господин твой живёт недалеко.

— Да, отсюда не будет и стадия, — сказал рыбак, — дом его лежит вот за этим пригорком.

— Беги же скорее, скажи ему, что один благородный афинянин потерпел здесь крушение, и попроси прислать вина и тёплую одежду, поторопись только; ты щедро будешь вознаграждён за свой труд.

Рыбак покачал головою; однако же положил сеть и корзину и удалился.

Раб продолжал своё дело; ему казалось, что бледное лицо принимает вновь живой оттенок. Он приблизил своё лицо к носу и рту лежавшего и положил руку ему на сердце.

— Дышит! — вскричал он, радостно вскакивая. — И сердце хоть слабо, но всё-таки бьётся.

Он схватил горсть тимиана, растёр его и поднёс к лицу молодого человека. Тот пошевелился и, открыв на мгновение глаза, снова закрыл их.

— Харикл! — вскричал верный раб. — Проснись!

Юноша снова открыл глаза и попытался приподняться.

— Ман, — сказал он слабым голосом, — ты здесь? Где мы?

— На твёрдой земле, — отвечал тот, — мы спасены.

— А Ктезифон? — спросил пробудившийся.

Раб отвернулся и молчал.

— Бедный Ктезифон, бедный Навзикрат, — говорил юноша с горестью, и слёзы катились по его щекам.

— Как знать, — сказал Ман, — может быть, и они спаслись. Когда я втащил тебя на доску, на которой нас принесло сюда, я видел, как они оба ухватились за обломок задней части корабля; он был настолько велик, что мог выдержать их обоих.

— Ты спас мне жизнь, Ман, — сказал господин, схватив руку своего слуги, — ты будешь свободен, как только мы возвратимся в Афины.

— Лишь в том случае, если ты позволишь мне остаться у тебя в доме, — возразил раб, — но теперь думай только о себе. Позволь мне отвести тебя вон туда, там солнце лучше греет.

В то время как молодой человек с помощью Мана пытался приподняться с места, возвратился рыбак. Он принёс в корзине хлеба и вина; два других раба следовали за ним с тёплой одеждой и одеялами. Человеколюбивый владелец ближайшей виллы приказал привести потерпевших крушение к себе в дом, где велел поскорее приготовить ванну. Тёплая сухая одежда и вино скоро возвратили жизнь и силы утомлённым членам Харикла, но он сидел молча и сосредоточенно. Ему всё представлялась картина вчерашней бури, и он с грустью думал о той утрате, которой стала в его жизни гибель лучшего друга. Между тем Ман, также переменив одежду и подкрепись пищей, поднялся на выступ скалы и стал смотреть на всё ещё волновавшееся море. Его взор остановился вдали на каком-то тёмном предмете, который, казалось, приближался постепенно к берегу, прибиваемый к нему волнами. Он подозвал рыбака.

— Видишь ты там что-нибудь? — спросил он его.

— Кусок дерева, — отвечал тот, — может быть, обломок вашего корабля.

— Нет, — возразил Ман, начинавший теперь яснее различать очертания предмета, — это лодка. Неужели рыбаки отважились пуститься в море в такую непогоду?

— Клянусь Посейдоном, — воскликнул рыбак, — это какие-нибудь безумцы; впрочем, может быть, вчерашняя буря отнесла её от берега в море.