Харизма

Двадцать семь

В сентябре, после того как наделавший шуму сбор подписей в Сети выливается в протесты на улицах и несколько выступлений Американского союза защиты гражданских свобод, школа решает, что я могу завершить свой последний год обучения – по крайней мере, пока я остаюсь в сознании. Это решение придает новый импульс письмам с угрозами и протестам у «Nova Genetics». Но генная терапия никуда не денется.

За неделю до Хэллоуина (на который я собираюсь одеться, как Мария Кюри) очередное утро радует меня бодрящим воздухом. Когда мы едем в школу, Джек держит меня за руку.

Сэмми кричит с заднего сиденья:

– Сколько специалистов по генной терапии нужно, чтобы сменить лампочку?

Я говорю:

– Понятия не имею.

– Ни одного. Они пошлют вирусы, чтобы те сделали за них всю работу.

Мы с Джеком тяжело вздыхаем. Но эти вирусы помогают Сэмми. Случаются дни, когда он ни разу не кашляет за всю поездку И его жизненная емкость легких повысилась на двадцать процентов с того момента, когда мама разрешила ему участвовать в расширенных испытаниях AV719. Она сделала это только после того, как у пациентов из предыдущих испытаний были отмечены радикальные улучшения. И никаких побочных эффектов.

Волосы Джека развеваются на ветру, который врывается в широко открытые окна. Осень уже пришла, но мне как никогда страстно хочется свежего воздуха. А у прогулок на свежем воздухе по-прежнему есть своя цена. Хотя похитителей арестовали, и министерство национальной безопасности ликвидировало угрозу биотерроризма, я постоянно поглядываю в зеркало заднего вида и настороженно смотрю на окружающих, в особенности на незнакомцев, которые подходят слишком близко ко мне.

Джек барабанит пальцами по рулю.

– Так что, пойдешь собирать яблоки на следующей неделе?

У меня щеки онемели от холодного воздуха, но я по-прежнему сижу лицом к окну.

– Эви и Рэйф тоже хотят пойти.

Джек тихонько вздыхает.

– Думаю, там же есть сеновал?

Я пожимаю плечами.

Мы останавливаемся перед школой Сэмми и прощаемся с ним, прежде чем ехать дальше. Когда до моей школы остается пять кварталов, звонит телефон. Наверное, Эви хочет, чтобы я в последний момент помогла ей с алгеброй. Я рада, что некоторые вещи в моей жизни не меняются. Мы даже как обычно нарисовали карту школы, чтобы рассчитать, как нам встречаться как можно чаще, и в этом году мы добавили в уравнение наших парней.

Но сообщение в моем телефоне – от мамы. Сообщение, о котором я молилась, хотя и боялась позволить себе надеяться.

Должно быть, мое лицо выдает потрясение.

Джек съезжает на обочину.

– Что?

Я сижу, уставившись в ветровое стекло, не видя ничего перед собой.

– Лекарство готово.

Он крепко обнимает меня, от его дыхания у меня бегут мурашки по затылку.

– Это чудесно.

Мое тело немеет в его крепких объятиях.

– Ага. Было бы здорово не беспокоиться о том, что я впаду в кому или кого-нибудь заражу, но…

– Но что?

Я крепко зажмуриваю глаза, прижавшись лицом к его груди.

– Я не хочу снова стать стеснительной. Или не знать, что делать, когда я рядом с тобой. Или лишиться возможности выступать в защиту таких детей, как Сэмми.

Конечно, я пыталась убедить исследователей разработать лекарство с двойным эффектом, которое позволило бы мне сохранить полезное воздействие CZ88, но даже моя блестящая личность не смогла предоставить им достаточно аргументов в пользу этого варианта.

Джек крепко держит меня.

– Если лекарство лишит тебя всех этих социальных преимуществ, мы все равно будем знакомы друг с другом. Этого не отменить. Ты ведь никогда не стесняешься общаться с Эви или с другими близкими друзьями, верно? И настоящая ты смогла познакомиться с теми из нас, кто уделял тебе внимание. Поверь мне, я всегда смотрел на тебя.

Я отвожу голову назад и киваю, в миллионный раз задумавшись о том, в какой степени наша личность задана нашими генами, а в какой это выученное поведение. В последние месяцы в моем мозгу были активны те связи между синапсами, которые создавали уверенность. Может, они останутся при мне и после того, как меня вылечат. А может быть и нет.

Он берет меня за руки и крепко сжимает их.

– Эй, если все будет совсем плохо, ты всегда можешь вернуться к общению со мной по переписке, пока что-нибудь не изменится, ладно?

Он целует меня в щеку.

– К тому же, я думаю, ты забываешь о плюсах того, что тебя вылечат.

Его брови поднимаются вместе с углами соблазнительных губ, которые мне так невыносимо хочется поцеловать.

Ах, да. Трепет рождается в моей груди и опускается в живот. Я способна только улыбнуться и не сомневаюсь, что я ужасно покраснела, как раньше.

Он говорит:

– Будет о чем подумать, пока ты будешь сегодня вечером одна в больнице.

Внезапно я обнаруживаю, что мне трудно говорить.

– Ох, надо же, – мой голос срывается – после CZ88 такого ни разу не случалось. Какое там лекарство? Одна только мысль о том, что я смогу быть с Джеком, уже меняет меня.

– Так что, отвести тебя прямо туда? – спрашивает он.

– Давай я сначала позвоню маме.