Харизма

— Очередная бредовая теория? — ухмыляется Клим. И я понимаю, что ни одному моему слову он не верит и вообще я для него враг номер один.

— Послушай, — говорю. — А вот если отбросить эту неприязнь…

— Бредишь, — перебивает Клим. — У меня нет никакой к тебе неприязни.

— Ну, допустим, — говорю. — Давай сделаем так: ты выскажешь свои мысли и докажешь их, а я тебя выслушаю. А затем я…

— Не находишь, что здесь не самое удобное место для разговора? — Клим обводит рукавом плаща пространство крыши.

— Я бы, — говорю, — предложил ко мне поехать, да там засада ваша.

— Поехали на природу пообщаемся, — предлагает Клим. — От чужих глаз долой.

И я чую, что он что-то замышляет, но понимаю, что все равно другого пути нет. Да и что он мне может сделать? Хотя он ведь уже убил одного мутанта…

— Ну поехали, — говорю, — а куда?

— Знаю я одно тихое местечко недалеко отсюда — лес озеро, тишина.

— Ну, полетели, — говорю. — Полетели? Летать умеешь? Птичкой?

На лице Клима странное выражение, тонкие губы изгибаются словно в усмешке, и справа во рту показывается н большой клык — не то удивление, не то презрение.

— Тачку поймаем, — говорит Клим. — За мной.

Разбегается и прыгает вниз с крыши! Я обалдеваю! Но Клим в воздухе распластывается большим пятном и мягко шлепается на землю. Секунду лежит — большой бурой лепешкой, а затем словно невидимая рука поднимает с земли платочек: лепешка поднимается пирамидкой, и вот уже на земле стоит в своем плаще Клим и смотрит вверх на меня: давай, мол, прыгай.

А я смотрю вниз — и понимаю, что сейчас грохнусь — и на клочки. Не умею, как Клим, не знаю, как он это делает. Зато я умею в летучих мышей превращаться, а Клим, видимо, не летающий; Я даю команду собраться внизу, рассыпаюсь на двести пятьдесят шесть летучих мышек и планирую вниз. Внизу принимаю вид полумедведя, но тут же сосредоточиваюсь и отращиваю себе плащ.

Это получается не сразу. Сначала я стал наподобие чугунного памятника в плаще — монолитный. Стою и шевельнуться не могу. Но затем я прорубил, в чем фишка, и отрастил себе плащ, как складку кожи прямо от спины. Получилось вроде нормально.

— Дурак, — говорит Клим. — От плеч расти и вниз. Я убираю плащ и выращиваю его от плеч — действительно так удобнее. Только не получается у меня плащ черным, почему-то белого, телесного оттенка.

— А как ты цвет меняешь? — спрашиваю Клима.

— Потом поговорим, — отвечает он, разворачивается и шагает по двору.

Мне ничего не остается, как семенить за ним. Попутно я принимаю свою настоящую форму, только выращиваю ботинки на голых ногах. И скажу тебе, на ходу это делать очень нелегко. Сами-то ботинки еще ладно, что-то типа утолщения на ногах, но вот подошву вырастить оказалось трудно. Поэтому я на миг остановился, когда мы мимо дворового турника проходили, повис на нем, поджал ноги и отрастил подошвы как следует — крепкие, почти костяные, только чтоб гнулись. И высокие. Клим остановился вполоборота и презрительно на меня смотрит. Куда он торопится?

Наконец вышли мы на улицу, Клим стал ловить машину. Я подхожу к нему:

— А деньги у тебя есть?

Клим молча сует руку в карман плаща, вытаскивает пачку денег, показывает мне и прячет обратно.

Я в шоке. Каким образом он таскает их с собой? Хотя я ведь тоже таскал с собой сим-карту от мобильника. Куда же она, кстати, делась? В какой момент я ее потерял? Тем временем останавливается машина. Неплохая, иномарка. К тому же с правым рулем. Зачем водителю подвозить в городе на лице незнакомых людей в плащах?

Клим шагает к ней, у иномарки медленно опускается окошко.

— На Истринское водохранилище! — говорит Клим.

— Не-е-е… — усмехается мужик. — Я совсем не в ту сторону.

Окошко поднимается. Клим кладет на окошко палец и смотрит на водителя. Окошко перестает подниматься. Клим оборачивается ко мне:

— Садись, поехали!

Сам обходит машину по кругу, открывает дверь и садится рядом с водителем. Я в недоумении, но сажусь на заднее сиденье и захлопываю дверь. Машина трогается с места, разворачивается на пустынном шоссе и едет в противоположную сторону.

— Ваш человек? — говорю Климу и киваю на молчаливого водителя.

— Случайный.

— А как ты его уговорил? — удивляюсь я. Клим оборачивается и долго смотрит мне в глаза. Взгляд у него неприятный, колючий, но я выдерживаю.

— А ты еще так не умеешь? — ухмыляется Клим. — Людей подавлять не научился еще?

— Да уж куда нам, — говорю. — А ты вот летать не умеешь.

— Кто тебе сказал, что я летать не умею?

— А что, умеешь? И делиться на части умеешь?

Клим ничего не отвечает. Я молчу еще некоторое время, затем говорю задумчиво:

— Интересно, что водитель о нас подумает с такими разговорами. Наркоманы?

— Он ничего не думает, — говорит Клим. — И ничего не слышит. Просто везет нас.

— Ясно, — говорю, хотя ничего мне не ясно. — А денег ты ему сколько заплатишь?

— Жизнь дороже денег, — говорит Клим. — Жизнь я ему оставлю.