Харизма

— Хорошо живут программисты, свободно, — цокает языком Габриэлыч, а отец Амвросий нахмурился и перекрестился.

— Еще вопрос, — говорит отец Амвросий. — В этом помещении будем работать?

— А разве не в церковь поедем? — удивляюсь я.

— Молодой человек! Если хотите, конечно, можете идти в церковь, — говорит Амвросий, и голос у него обиженный. — А я работаю на дому. Я частный священник.

— А сами вы к какой бы конфессии себя бы отнесли? — аккуратно спрашивает Габриэлыч.

— Божий человек, — отвечает Амвросий. — А остальное все суетно. А ежели вас гложет гордыня и подозрительность, то можете не сомневаться — бесов я изгнал дюжину дюжин, они меня боятся, как ладана. А если вас интересует юридическая сторона, то все документы я вам представлю.

Он лезет в чемодан — вытаскивает здоровенный ламинированный лист и протягивает Габриэлычу.

— Вы пока на кухоньке посидите, поизучайте, — говорит отец Амвросий, — а я, с Божьей помощью, пойду исследовать помещение…

Взял саквояж и направился в ближайшую комнату. И стали мы листок рассматривать. Там бумага глянцевая с золотым тиснением. Православно-целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной, разрешение на индивидуальную духовную деятельность, выдано отцу Павлу Тарасовичу Зяблику (крещ. Амвросий). Подпись: Дарья Ерохина.

— Хм… — говорит Габриэлыч.

— Ой… — говорит Ариша.

— Ну ладно уж, чего там, — говорю я. — Лишь бы дело знал.

И тут из комнаты раздается громкое шипение. Мы замолчали, а оттуда снова “Ш-ш-ш!!! Ш-ш-ш!!!”. Мы заглядываем в комнату осторожно, а там отец Амвросий стоит с большой бутылью и из пульверизатора окучивает стены святой водой. И бормочет что-то, видно, молитву. Ну, мы не стали ему мешать, ушли на кухню.

Через некоторое время приходит отец Амвросий и приносит горсть масок — со стены снял.

— Бесов надо сжечь, — говорит он.

— Милейший, — отвечает Игорь Габриэлович, — это не бесы, это кармически чистые предметы этноса.

— Не знаю про этнос, а бесов надо убрать, — говорит отец Амвросий. — Жуткие рожи. Может, у вас там в Африке они кармически чистые, а у нас страна православная, во Христе. Здесь это бесы.

— Возможно, в этом есть доля истины, — говорит Габриэлыч. — Но мы можем их спрятать?

— Ну разве что на кухне, — морщится Амвросий. — Придется очертить круг мелом и запереть бесов в круге. Мел есть?

— Есть карандаш от тараканов.

— Даже лучше. И еще амулеты там во множестве, их все надо со стен поснимать, в них бесы могут прятаться. Вообще у вас квартирка, конечно, — рассадничек. Неудивительно, неудивительно! Давно здесь живешь? — спрашивает меня.

— Да я вообще не здесь живу. Я сюда в гости приехал.

— А, — говорит Амвросий.

И уходит. Габриэлыч пошел с ним, и они вдвоем принесли всяких амулетов и масок и сложили все это аккуратно под кухонным столом на расстеленных газетах. Мне отец Амвросий запретил пока в комнаты ходить. Они туда ушли, стали мебель двигать. Сижу я, значит, и предчувствие такое — ну, попал. Но я понимаю, что это не у меня предчувствие, а у беса, который в меня вселился. Что радует.

Наконец отец Амвросий пришел и пригласил меня в комнату. Зашел я в комнату, там бардак жуткий — половина вещей вынесена, столики журнальные убраны, и все такое. Посреди комнаты диван выдвинут. Отец Амвросий показывает мне — мол, ложись. Ну, ложусь. Ариша с Габриэлычем задергивают шторы, свечи зажигают и садятся в кресла по углам, чтобы, значит, смотреть. Но отец Амвросий их оттуда шугает, говорит, чтоб подождали в другой комнате, помощь потребуется позже. Они выходят, а отец Амвросий обращается ко мне.

— Первым делом, — объявляет он, — надо исповедаться.

— Ну, надо так надо, — говорю.

— Ударялся ли ты в язычество? — спрашивает отец Амвросий.

— Да вроде нет, — говорю.

— И слава богу, — говорит отец Амвросий. — Коли не брешешь. Чужим богам не поклонялся? Языческих символов не носил?

— Майка, — говорю, — у меня была. С черепом светящимся.

— .ф-у-у… — говорит отец Амвросий. — Ну чего ж ты теперь хочешь…

— Но я ее уже года два не надевал!

— Хоть каешься?

— Каюсь. Вернусь домой — выкину. Или брату двоюродному подарю.

— Выкинь. А лучше сожги с молитвою. Теперь далее. Произносил ли плохие слова?

— В смысле матюгами?

— И матюгами.

— Ну, бывало.

— Зачем?

— Всякое бывало. Упадет, бывало, чего-нибудь неожиданно. Виндоус. Ну и это…

— Часто ли?

— Виндоус падал? Хе!

— Часто ли матюгами разговаривал?

Я задумался.

— “Мля” — это матом?

— Тс! — шикнул на меня отец Амвросий. — Не забывайся, одержимый! Ты на исповеди!

— Извините, пожалуйста.

— Матом, конечно.

— Тогда часто, — вздохнул я. — А в Интернете, в чатах, считается?

— Вообще-то Интернет от диавола. — задумался отец Амвросий. — Так что считается вдвойне.

— Тогда совсем часто.

— Должен предупредить, — сказал отец Амвросий. — За каждый матюг Богородица на три года отступается.

Я прикинул.

— Ой, мля… — вырвалось у меня непроизвольно.

— Одержимый! — строго прикрикнул отец Амвросий. — Не забывайся!

— Простите, пожалуйста, — сказал я. — Это, наверное бесы.

— Ну так для того мы и здесь, верно? — смягчился отец Амвросий и по-свойски подмигнул мне. — Каешься?