— Каюсь. А если Интернет от диавола, про Интернет тоже каяться?
— Обязательно.
— Не могу. Это работа моя, я программист, проектировщик сетевых решений.
— Сетевых, — сказал отец Амвросий с омерзением. — Сетевых. Слово-то какое. Сети диавола.
— Не, — говорю, — информационные сети.
— Кайся немедленно.
— Но я же на работу снова пойду? Это же моя профессия.
— Ну так я тебе не говорю работу бросить, верно? Покайся, а там иди на работу, снова покаешься.
— Каюсь.
— И слава богу, коли не брешешь. Завидовал ли кому-нибудь?
— Случалось.
— Каешься?
— Каюсь.
— И слава богу, коли не брешешь. И кстати, вопрос к тебе — брехал ли?
— Ну… Бывало.
— Каешься?
— Каюсь.
— Не брешешь?
— Не.
— Едем дальше. Ленился ли?
— Случалось. Каюсь.
— Смотрел ли с вожделением?
— Чего?
— Чего. Не маленький. Смотрел ли с вожделением?
— Смотря на кого.
— Ну, на кого. На баб, понятное дело. Но если на мужиков — это особый грех.
— На баб смотрел, наверно. Ну да, точно смотрел.
— Кайся.
— За просто смотреть? С какой стати?
— Одержимый!
— Чего, уже и посмотреть нельзя?
— Одержимый!
— Хорошо, каюсь.
— Все. Иди и больше не греши!
— Все? Уже идти?
— Погоди. Бесов гнать сейчас начнем. Это я тебе грехи отпустил по-быстрому.
Отец Амвросий уходит, возвращается с саквояжем и начинает оттуда извлекать предметы — пару книжек в пластиковых обложках, веревки с бубенцами, бубен — что меня удивило — и сандаловые палочки.
— А чего за книжки? — говорю. — Библия?
— Спецлитература, — объясняет отец Амвросий. — Библии мало. Это Тропарь и Требник, издание двадцать четвертое, переработанное.
— Типа как у нас в программировании — “Виндоус для чайников”?
— Одержимый, не ерничай!
— Извините, — говорю. — Понял. Вопросов больше не имею.
В общем, собрал отец Амвросий свои вещи, подошел ко мне, обошел вокруг дивана, осмотрелся — видать, решил, что все готово.
— Поехали! — сказал отец Амвросий, махнул рукой и начал трясти веревками с бубенцами. — Изыди, нечистый Дух! Освободи место духу святому! Изыди, нечистый дух! Освободи место духу святому!
Ну, я чего? Я лежу, прислушиваюсь к ощущениям. Ощущений особо никаких. Был один момент, когда показалось, будто где-то в душе, как бы это сказать… ну, типа как щекотно вдруг стало. Я обрадовался, но пропало ощущение сразу, может, действительно показалось? А отец Амвросий все больше заводится, а по ходу дела зажигает вокруг свечки, расставляет. Свечки — ну, явно из маркета “ИКЕЯ”, не знаю уж, святые они там или нет. И благовония всякие зажигает. Ну и бегает вокруг, трясет веревочками, звенит бубенцами. Помню, я еще подумал, что работа у него не сахар. Это мне-то чего, я лежу, спокойно мне так, ничего делать не надо, а бесы изгоняются тем временем. Ощущения как в парикмахерской, только еще спокойнее, не боишься, что тебе ухо отрежут. Я даже прикрыл глаза и лежу, слушаю звон. Не заметил, как заснул. Не знаю, сколько прошло времени, трясут за плечо. Открываю глаза — отец Амвросий, мокрый уже такой, раскрасневшийся.
— Одержимый! Ты что, сюда спать пришел? Не спать!
— Извините, — говорю. — А чего делать?
— Молись! — говорит отец Амвросий.
— Я не умею, к стыду своему.
— Просто обращайся к Господу! Своими словами!
— Господи! — говорю. — Прости, что я…
— Про себя! — говорит отец Амвросий и снова начинает веревками трясти.