Харон

Может, я ошибаюсь, и архангелы действительно существуют в природе. И в конце концов, они все-таки протрубят в свои дудки. Я не закоренелый атеист, возможно, апостол Петр и встретит меня там, у золотых ворот. Я не заслужил рая, мы оба об этом знаем, но я все-таки надеюсь, что у старого рыбака хватит милосердия не отправлять меня в ад: ведь именно милосердие лежит в основе их религии. Да, я грешен, ибо творил зло, но я творил его, сражаясь с еще большим злом. Да, я не смог полюбить врагов своих, я их уничтожал вот этими самыми руками – каюсь, грешен. Но делал это не для себя, не для собственной шкурной выгоды, делал это лишь в интересах справедливости, высшей справедливости. И здесь мы с Иисусом заодно.

Мы забыли задернуть клеенку, душ вовсю лил на кафель. Анна намылила голову, смешно отплевываясь, терла ладонями лицо, фыркала, гладила плоскую грудь с коричневыми сосками. Мыльная вода стекала по бледному животу с глубоким пупком, по лысому, скользкому, будто отлитому из розовой резины лобку; воинственный клитор скукожился и спрятался в вялых складках, ее диковинная вульва, достойная кунсткамеры, превратилась в скучную стандартную вагину.

– Спину не потереть? – шутя спросил я, разглядывая ее тело.

– Ага. – Она на ощупь протянула губку, повернулась, выставив худой зад.

Мыля ее спину, я подумал, что она лет на пятнадцать старше меня, – тут же вспомнилась история одного приемыша, который по недоразумению убил отца и женился на вдовице, став правителем небольшого южного городка. О своей матери я не знал ничего, я ее не помнил. Расплывчатый сюжет с железной дорогой – то ли сон, то ли мираж – я не мог отнести к разряду достоверных фактов.

– Ну что ты гладишь? Такой нежный – прямо не могу… – Анна повернулась и ласково поцеловала меня в плечо.

32

Утро началось с птиц – меня разбудили иволги. Решив, что это добрый знак, я бодро соскочил с кровати и, насвистывая нечто, отдаленно похожее на увертюру к «Женитьбе Фигаро», направился в ванную. Там, в зеркале, обнаружились мешки под глазами и общая помятость лица. Сунув зубную щетку в рот, я влез под душ.

Анна уехала около трех, заснуть мне удалось лишь под утро, но даже чудовищный недосып и легкое похмелье (прикончив шампанское, мы пили бурбон) не испортили моего чудесного настроения. За эти три часа сна мой мозг, мой бедный мозг, усталый и поврежденный злоупотреблением спиртными напитками, успешно завершил план, который я обдумывал последние сутки. Все сложилось, все фрагменты мозаики совпали. Почти все.

Основная цель – вытащить Хелью из этого переплета, вытащить детей. Я вывернул горячий кран до упора, подставил лицо под жгучий дождь. Шансы, что мне самому удастся выбраться из этой истории живым, были мизерны. Впрочем, то, чем я занимался всю свою взрослую жизнь, научило меня спокойно относиться и к такому повороту событий. Тем более что нервозность в таких делах значительно снижает шанс уцелеть.

Туго зачесав мокрые волосы назад, я старательно намылил лицо, тщательно побрился. Спустился в кладовку, не включая свет, вытащил мешки с мусором. Мешок с купюрами был тяжелей, но внешне ничем не отличался от других – такой же черный пластиковый пакет на тринадцать галлонов. Подогнал джип к крыльцу, затолкал все хозяйство в багажник. Захлопнув крышку, оглядел утренний лес, со вкусом потянулся.

Надеюсь, мне удалось изобразить вполне убедительного дачника, для которого даже поездка на мусорку – маленькое развлечение. Это на случай, если моим новым знакомым удалось спрятать камеры. Относительно мобильника, который я получил в подарок, у меня сомнений не было: разумеется, отчасти это был телефон, но основной функцией электронного мерзавца являлась слежка за мной. При помощи этого маяка недоверчивая Анна Кирилловна могла определить мое местонахождение на карте с точностью до десяти метров.

Сунув мобильник в карман, я повернул стартер, выехал на шоссе. Согласно указателю на обочине, до мусорки было три мили. Я съехал на грунтовую дорогу, проселок запетлял через сосновый бор. Утреннее солнце, весело стреляя лучами, запрыгало между стволов, пара белохвостых олених жевала листья придорожного орешника. Вздрогнув, звери застыли, проводили меня настороженным взглядом.

Дорога покатила под гору, потом сразу взлетела. Сверху распахнулась даль с розовыми от солнца холмами у горизонта, за ними проступала гряда прозрачных, словно вырезанных из папиросной бумаги гор. Там уже была Канада. Я остановился, заглушил мотор. Во внезапной тишине звонко застрекотал кузнечик и тут же осекся, замолк.

Я вылез из машины. Край дороги обрывался крутым песчаным склоном, дальше полого спускался мягкой травянистой равниной, утыканной красными маками и одуванчиками. Далеко внизу, в долине, из-за березовой рощи выглядывал белый шпиль аккуратной деревенской церкви, виднелись мшистые крыши с печными трубами, сложенными из дикого камня. Я прислушался и не услышал ни звука – тишина была абсолютной.