Харон

– Я? Да я просто счастлив! Сначала ты меня втравливаешь в организацию политического убийства, а теперь оказывается, что я участвую в какой-то сраной революции!

Я замолчал, отвернулся к стене. У этой стервы хватило наглости подойти, положить мне руку на плечо и ласково сказать:

– Какая разница? У тебя в любом случае не было выхода.

Тут она была права.

– Насколько твои… – я хмыкнул, – коллеги посвящены в мой, вернее, наш план?

Анна отвела глаза, уклончиво пожала плечом. Я сказал:

– Мне бы очень не хотелось чтобы нас, вернее, меня, встречали там на даче эти чеченские койоты или как их там. Стар я для таких приключений, понимаешь?

– Деталей не знает никто. Никто. Им известно только время…

– …и место, – усмехнулся я. – Слава богу, теперь я спокоен.

Мы помолчали, не глядя друг на друга. Потом Анна сказала:

– Да, вот еще… Пожалуйста, если будешь отлучаться в город или еще куда, телефон с собой бери. В карман положи и не вытаскивай. Пожалуйста.

– А если у меня встреча, предположим, интимного характера? Штаны, допустим, придется снять? – спросил я паясничая.

– Снимай, только далеко от штанов не уходи. Договорились?

38

Библиотека по субботам была открыта. С девяти до двух. Я загнал джип на стоянку. Заглушил мотор, вынул мобильник из кармана и не глядя бросил через плечо на заднее сиденье.

В читальне вовсю пахло сдобными булками. Мисс Маккой простодушно обрадовалась мне, зарделась и попыталась вежливо отделаться от настырной старушки с плоским затылком и тугой фигой на макушке – старуха требовала от нее какую-то книгу по истории балета.

Я, галантно кланяясь и разводя руками, извинялся и умолял не обращать на меня никакого внимания. Старушка тоже начала извиняться, в результате после ряда ужимок мне удалось завладеть телефонным аппаратом и отправить мисс Маккой с бабушкой в библиотечные дебри на поиски балетной книги. Для меня оказалось сюрпризом, что я могу производить столь благоприятное впечатление на пожилых женщин и работниц учреждений культуры.

Харрис ответила сразу.

– Мистер Саммерс?

– Добрый день, мисс Харрис. Как дела?

– Нормально. Как у вас?

– Отлично. Тут у нас планы прояснились. Похоже, я буду в Москве где-то в середине августа.

– Я говорила с человеком в Москве. Она в курсе.

– Она? – непроизвольно спросил я.

– Да, Джиллиан. Она поможет вам выбраться. Запоминайте телефон, – Харрис медленно продиктовала номер, потом повторила еще раз.

– Запомнили?

Цифры, которые могли спасти мне жизнь, я запоминал без труда. Мне хотелось сказать Харрис, насколько я ей благодарен, что она сделала гораздо больше, чем я мог рассчитывать, что, если я вернусь, то тогда непременно… Вместо этого я пробормотал «спасибо» и нажал отбой.

Библиотекарша и старушка кудахтали где-то среди лабиринта книжных полок.

Я вышел, утро превратилось в знойный полдень, воздух казался липким от приторного жасминного духа. Из открытого окна моей машины доносилось противное пиликанье. Я протиснулся в окно, дотянулся до телефона:

– Говорите, вас слушают.

– Я не ожидала такой любви к литературе от человека твоей профессии, – насмешливо сказала Анна.

– Моей профессии? – Шутка меня задела. – Мы, наемные убийцы, на самом деле натуры тонких чувств и хрупкой душевной организации, тяготеем к изящным искусствам, особенно к поэзии.

Без паузы я начал декламировать нараспев:

О смуглый мой лебедь, в чьем озере дремлют
кувшинки саэт, и закаты, и звезды,
и рыжая пена гвоздик под крылами
поит ароматом осенние гнезда.
Никто не вдохнет в тебя жизнь…[2]

– Никто, никто! – перебила меня Анна. – Хорош трепаться! Планы изменились, вылетаем сегодня. Через час я пришлю за тобой машину.

Я сунул мобильник в карман.

– Вот и все… – непонятно кому сказал я.

Где-то залаяла собака, потом все стихло. Надо мной пролетела горлица, было слышно, как крылья рассекают воздух. Дорога от библиотеки шла под гору, петляя, терялась в дубовой роще. На дальнем холме паслись три печальных коровы, дальше темнел амбар, старый и кособокий, с просевшей крышей и распахнутыми настежь черными воротами. За холмом блестела река, река, которую я мысленно называл «моей рекой» и которая текла мимо дома, который я называл «моим домом».

– Вот и все, – повторил я, забрался в машину и повернул стартер.

39

Аэропорт Берлингтона по статусу считается международным, а по виду – захолустный вокзал. Шофер, заехавший за мной (увы, не на «бентли», а на скромном «ауди»), сказал, что мой билет – у стойки «Чартерные рейсы». Сонная девица с обведенными черным глазами равнодушно потыкала в клавиши, молча выдала мне какую-то бумажку, похожую на квитанцию из химчистки.

– Куда дальше? – спросил я.

– Эскалатор там. – Девица мотнула головой влево.

Я вложил бумажку в свой липовый паспорт и пошел в сторону эскалатора. На втором этаже офицер пограничной службы по фамилии Скотт – я прочел на его бляхе – долго разглядывал мой паспорт, изучал разноцветные штампы и визы, потом строго спросил:

– Цель пребывания в США?