От кораблей плавно перетекли к символике. Уже месяц ходим на судах под флагами почившего государства. Спор из вялотекущего, сразу стал активным и напористым. У всех было, что сказать про гербы, флаги и прочие финтифлюшки. Это брезентовый шатер сшить, истыкав пальцы, желающих нет, а вот пришить над входом кружавчик — все готовы. Только кружево в мозгах у всех разное. Подкинул спорщикам дровишек, что еще с древних времен существовали флаги-гюйсы. На корме корабли несли флаг страны, в нашем случае либо торговый триколор, либо военный Андреевский крест, а на носу несли гюйс — флаг приписки к порту, частенько это были города-государства со своей символикой. Так чего нам огород городить? Для суши можно сделать не по правилам — два флага на одном древке. И флаг анклава не надо усложнять! Тут предлагаемый символ ЛАЭС не подходит. Во-первых, он сложноват в рисовании. Символ надо такой, чтоб нарисовал любой малыш левой ногой. «Звезда» была именно таким символом, и ее можно было рисовать одной ломаной линией, не отрывая карандаш от бумаги. Потому и рисовали везде. Для символа это важно. И второе — это узнаваемость. Лично я вижу сейчас символ ЛАЭС второй раз в жизни. Первый был при входе в это здание. Большинство жителей нашего объединения вообще ни разу его не видели. Зато каждый знает два символа связанных с атомом — черно-желтый «трилистник» радиационной опасности и символ атома из трех пересекающихся окружностей с точкой посередине. Трилистник на флаг нехорошо — ассоциируется с радиационным заражением и прочими бедами. А вот «орбитали атома» будут в самый раз и ассоциации нормальные и сразу понятно, откуда переговорщики.
— Тут, у меня и рисуночки подготовлены — закончил речь, открывая все ту же папочку.
Распечатки пошли по рукам и вызвали новую волну споров.
— Смотрю, ты основательно подготовился — обронил Большой Босс, передавая распечатки дальше. Я даже бровь приподнял в удивлении. Мы уже на «ты»?
— По-другому не обучен — пожал плечами — сразу скажу, гимн не написал. Для меня только один гимн существует.
Иванович покивал понимающе, видимо и ему ничего, кроме «Союз нерушимый…», к душе не прижилось. Тут влез Константин Германович, слегка навеселе. Он на станции за ядерную безопасность отвечал, а как выкосило большую часть силовиков, на него повесили ответственность за безопасность в целом. Вот он меня и пожурил, с потугой на юмор.
— Лучше вы бы, Алексей Силантьевич, вместо гюйсов придумали «бластер» против нежити этой клятой. Патроны на нее вагонами переводим!
Пожал плечами и довольно громко ответил — А я и придумал.
Пару секунд тишины и Большой Босс полюбопытствовал — И тоже в этой папочке лежит?
— Нет, я его только что придумал, но завтра попробую. Самому интересно стало.
— Надеюсь, вы поставите в известность Станцию о результатах?
Во как! Мы опять на «вы». Бедный БоБо, в смысле Большой Босс, никак ему не выработать линию поведения.
— Всенепременно и в первую очередь. И даже на испытания приглашу. Через день два.
— Вы так уверены в своих идеях?
Развел руками и повторил — По-другому не обучен.
Было еще много интересных разговоров и предложений. Благо, на пост мэра больше не выпихивали. Расстались со всеми нормально, осадка на душе о зря потраченном времени не осталось.
Утром с бармалеями при помощи старого сварочного аппарата, бака соленой воды и маленькой пожарной помпы, колдовали над «бластером». Основная сложность была в том, что бластер получался весьма высоковольтный да еще многоточный, в смысле, на большие токи рассчитан — требовалось защитить стрелка от поражения электричеством.
К обеду в мастерскую зашел Пан с большим тюком и сразу «наехал».
— Харон! Почему нарушаешь установленную в анклаве форму одежды?! По новым правилам ты, даже будучи голым, в правой руке должен держать пистолет, а в левой удостоверение-пропуск Станции. Даже на супружеском ложе!
Осмотрел веселого Димыча и его тюк.
— Я левша. Так что, нарушать нарисованную тобой картину буду и дальше. Никак с Арсенала вагон пистолетов для населения привезли?
Пан вздохнул — Не интересно с тобой — и полез в баул. Глядя, как он вытаскивает нечто заскорузлое от слоя пушсала и комплектует эти глыбы сложной конфигурации не менее засохшими кобурами, будто побывавшими под прессом и под ним окаменевшие, спросил.
— И зачем мне Макаров? У нас все оружие под патрон девять на девятнадцать, а у Макарова девять на восемнадцать. Или бывают модификации под парабеллум?
Не отрываясь от выкладывания на верстак мастерской рядов археологических находок, Димыч ответил.
— Про модификации не знаю, может и есть. Эти обычные, восьми патронные Макарычи. Калибры у тебя другие, это я знаю, но патронов для Макарова могу несколько ящиков выдать, а парабеллумы в дефиците.