Харон ("Путь войны") (СИ)

Сорок второй год... Облегчение от того, что - устояли, не сломались; восторженное ожидание победы весной - предвкушение, сплетенное с горчинкой скорби и памятью об ушедших; удивление и недоумение - после того как неожиданно прекратились победные сводки; горькое понимание того, что победа так же далека, как и год назад. Безмерная усталость, страх, тяжелое, свинцовое отчаяние при виде противника, который, словно сказочное чудовище, отращивал две новых головы взамен каждой отсеченной.

Он говорил минут десять, не больше, но когда произнес последнее слово, чувствовал себя так, будто только что снова пережил тот самый бой, в степях севернее Сталинграда, который стал для него последним. Безмерная, запредельная усталость, полное опустошение и пустота в душе. Тяжелая тупая боль заполнила легкое, которое вроде давно и хорошо подлечили.

- Они не побеждены, - тихо произнес Иван. - Они остановлены, понесли потери, это да. Но они не повержены, не обольщайтесь. Вы хотите наступать весной, я знаю это. Это ошибка. Не повторяйте наших ошибок, умоляю.

В зале воцарилась тишина.

Терентьев сел, почти рухнул на стул, опустив руки. В голове билась одна-единственная мысль, которую он когда-то услышал в постороннем разговоре:

"Я сделал все, что в человеческих силах. Кто может - пусть сделает больше".

В зале воцарилась тишина, гробовая, могильная. Казалось, пролети муха - и шелест ее крыльев отзовется громом. Промышленник открыл, было, рот, но смолчал. Лимасов поглаживал выбритый подбородок, уставившись куда-то в прозрачную гладь стола. Военные переглядывались с некоторой растерянностью. Константин сидел неподвижно, как изваяние, положив локти на стол, сложив пальцы в замок.

Наконец, один из присутствующих заговорил.

- Вы позволите? - вежливо вопросил Устин Корчевский, начальник Главного Управления Генерального Штаба Империи, шеф военной разведки.

- Да, - разрешил самодержец.

- Иван Сергеевич... - начал Корчевский, очень серьезно, положив перед собой руки с долинными узловатыми пальцами, как пожилой клерк за конторой. - Вы хорошо сказали, и мы вас поняли. Но, поймите и вы нас... Что вы предлагаете? Какая у вас альтернатива?

Иван рывком поднял опущенную голову, на лице его отразилась такая буря эмоций, что все вздрогнули.

- Подождите, голубчик, подождите, - Корчевский поднял узкую ладонь в останавливающем жесте. - Я понимаю, вы предлагаете отказаться от наступления. Думаю, учитывая все предшествующее, можно говорить с вами открыто. Да, на рубеж мая-июня мы планируем большую наступательную операцию, которая должна сокрушить "семерок" или, по крайней мере, подорвать их обороноспособность. Вы порицаете нас за него, сравнивая с катастрофой вашего мира в аналогичных обстоятельствах. Но скажите, а была ли альтернатива у господина... товарища Джугашвили на тот момент? Что он мог сделать? Ждать, копить резервы, выравнивать баланс? Но ведь очевидно, что Гитлер не стал бы этого ждать. Промедли ваш Союз, и Рейх снова перешел бы в наступление, снова захватил бы инициативу, там, где посчитал нужным. Ту кампанию Джугашвили-Сталин и Советская Россия начали авантюрно и проиграли. Но и замена, по сути, была лишь одна - дождаться новой атаки и снова вести оборонительные бои в стиле сорок первого года.

Иван обхватил голову руками, сказать ему было нечего.

- Да, мы очень внимательно изучали вашу историю, - все с той же мягкой настойчивостью продолжил Корчевский, поправив пенсне. - И хорошо видим аналогии. Но избежать их мы не можем. Единственная альтернатива - строить эшелонированную оборону от Балтики до Черного моря. А мы ведь с вами прекрасно понимаем, что они ее все равно пробьют. Мы смогли остановить врага, потому что его силы были распылены по трем направлениям. А что будет теперь? Поймите, у нас нет выбора - только атаковать, как только доведем наши войска до потребного состояния. И молиться, чтобы наши враги не начали раньше.

- Я был на полигоне вчера, - глухо отозвался Иван. - Я видел вашу технику. Вы не готовы.

- Да что вы себе!.. - возопил, не выдержав, промышленник. Император лишь взглянул на него, и буржуин сдулся, как футбольный мяч с открытым клапаном.

Корчевский немного помолчал, перебирая пальцами.

- Скажите, а сколько лет вы делали свои... танки? - наконец спросил он у Терентьева. - Насколько я помню... - старик в пенсне наморщил лоб, припоминая. - Примерно пять лет, чтобы перейти от колесно-гусеничных машин к "оружию победы". И это с учетом всего предшествующего опыта. Неужели вы думали, что мы можем пройти ваш путь за три месяца? Действительно думали?

Иван молчал.

- В любом случае основной ударной силой нашей операции останутся все те же броневики, ведь даже если бы мы могли в точности воспроизвести ваши образцы сорок пятого года - нам не на чем их делать. У Империи нет производственных мощностей для такой специализированной техники. Нужны новые заводы, новые станки, инженеры и специалисты - они не появляются волшебным образом за считанные недели.