Харроу из Девятого дома

Ты посмотрела на дверь. Посмотрела под кровать. Подошла к раковине и включила воду. Плеснула в лицо ледяной воды. Сделала пять глубоких вдохов и пять выдохов, закрыла глаза, потом поморгала. Потом пошла и снова заглянула под кровать.

Цитеры там не было. Из пола торчали костяные кандалы. Ты оставила ее минуты на три максимум. Ни одно заклинание не сработало. Ты обыскала всю комнату, но тела не было.

Ты легла и, если бы смогла, то горько бы заплакала, мечтая об облегчении. Но плакать ты не могла, и облегчение не наступило.

* * *

В последний день святой долга последний раз попытался убить тебя.

Ты вышла из жилого атриума и ненадолго остановилась у входа в склеп, где больше не лежало тело Цитеры. Может быть, в надежде, что она воплотится под твоим взглядом и перепишет реальность. Когда этого почему-то не случилось, ты пошла дальше, надеясь найти какие-нибудь остатки еды и вяло погрызть их прямо в кухне.

Ортус напал из ниоткуда, обрушился на тебя как божественный гнев. Он ударил тебя, как только ты вышла в коридор, впечатал тебя в стену с громким треском, преждевременно оборвав длительное посмертие украшенного черным жемчугом скелета, который стоял у стены с огромным снопом черной травы в руках. Ты автоматически зарастила трещины в носовых костях и отбросила Ортуса, превратив сломанный монумент в пучок мощных ладоней, растущих из одного сустава. Ликтор ударился о противоположную стену, а ты отступила дальше в коридор, оставляя за собой слабый кровавый свет и прикидывая расстояние между собой и его копьем.

– Обнажи клинок, – гавкнул он.

Ты немедленно потянулась к облаченному в кость мечу, который таскала за спиной.

– Рапиру, – сказал он с отвращением, и ты удивленно посмотрела на него. Он держал в левой руке копье, наконечник которого походил на обещание смерти, а в правой – простую рапиру с алой лентой на рукояти. Древний погребальный букет валялся у него под ногами. Последнюю неделю или около того Ортус перестал брить голову, и его костлявый череп порос ржаво-рыжей щетиной, похожей на лужу застывшей крови.

– Нет смысла меня убивать, – сказала ты и поразилась легкости своего вывода.

Святой долга тебе не ответил. Он стоял, бесстрастно глядя тебе в лицо, а ты продолжала:

– Зверь Воскрешения будет здесь через несколько часов. Я умру. Но ты зачем-то хочешь убить меня сейчас.

Он не отвечал.

– Ты же не снимаешь с себя ответственности. Или ты убиваешь меня ради забавы, что сомнительно, или от злости – не понимаю, зачем тебе на меня злиться – или из соображений личной выгоды.

Ортус снова посмотрел на тебя. Потом сунул рапиру в ножны и перевернул копье острием к потолку.

– Ты ошибаешься, – сказал он.

– И в чем же?

– Ты – моя ответственность.

– Расскажи.

Ты думала, что он не ответит. Но он заговорил, медленно, запинаясь, как будто объяснял что-то сложное на плохо знакомом языке.

– Не ходи в Реку. Сделай это сама. Пока они не прорвались. Перекрой себе кислород, ну или придумай что-нибудь.

Увидев твое лицо, Ортус добавил, как будто это что-то объясняло:

– Тогда ты не… пострадаешь.

– А тебе какое дело?

– Потому что это я тебя подвел, – коротко сказал он. – Слишком много ударов. Прости.

И самое жуткое:

– Это была не моя идея.

Потом святой долга повернулся и пошел прочь, в жилой атриум и дальше. Тебя вдруг охватило ощущение, что вселенная не осудила бы тебя, если бы ты сбросила сейчас лет пятнадцать, плюхнулась на пол прямо в коридоре и закатила отменную истерику, если бы колотила по прохладным панелям пола руками и ногами и орала. Тебе так не хотелось умирать, не зная ответов на все эти вопросы, спускаться в свою мрачную могилу, ни хрена не понимая.

– А чья идея? – крикнула ты ему вслед. На самом деле ты почти визжала: – Чья?

Это немного помогло. Ничто так не пробуждает решимость жить дальше, как чужое предложение умереть. Через десять минут ты уже жевала остатки рагу в кухне и чувствовала себя на удивление бодрой для человека, который обедает в последний раз перед апокалипсисом. И ты злилась. А когда ты злилась, ты всегда становилась редкой сукой.

39

Вестники номера Седьмого, призрака поспешно убитой планеты в системе Доминика, появились уже вечером, примерно за сорок три минуты до того, как погасли бы дневные лампы в жилом отсеке. Яркость уже уменьшили, экономя энергию, поскольку защитному механизму, спрятанному внутри ликтора, не нужен свет, чтобы сражаться. Ему вообще не нужны органы чувств. Мерсиморн утверждала, что они даже боли не чувствуют. В отличие от них, ты нуждалась в свете и чувствовала боль, но ты оставалась Преподобной дочерью Девятого дома. С первым можно было справиться, второе не имело значения.