Харроу из Девятого дома

Это не слишком понравилось публике. Обшитая стальными панелями двухэтажная библиотека дома Ханаанского была, кажется, одним из самых странных помещений здесь. Она единственная в верхней части здания походила просто на рабочее пространство. Как будто ты входил в современную комнату, чтобы найти в ней древний артефакт. На обшитом панелями полу валялись старые потертые коврики, по стенам стояли металлические полки. Когда Ортус декламировал, его голос звенел, как Второй колокол, только еще противнее.

– Нет, Преподобная дочь, – запротестовал кудрявый придурок из Пятого дома, чьи одежды были дороже, чем все, что приобретал Девятый дом лет за десять, – пожалуйста. Нониус собирается навалять повстанцам. В школе нас такому не учили. Поэзия Пятого дома звучит примерно как «пылает желтый серный газ/звенит тугая плазма/ля-ля-ля-ля-ля-ля угас/в багровом жаре спазма». К этому моменту я обычно уже впадал в кому и не знаю, что там будет дальше. Еще одну строфу, пожалуйста.

Харрохак по собственному опыту знала, что в ближайшей строфе никто никому не наваляет. Матфий Нониус никогда не сражался в «Нониаде» (точнее, в «Деяниях и свершениях Матфия Нониуса Старшего»), предварительно не поговорив как следует. Обычно он тратил минимум пятьдесят строк на то, чтобы унизить оппонентов словесно, прежде чем приступить к физическому уничтожению, и еще строчек двести или около того, чтобы копаться в чужих кишках. Эта часть не была исключением. Сам факт того, что Ортус принялся читать «Нониаду» на публике, вынести было непросто. Она столько времени страдала от нее сама, потому что знала о его тайных мечтаниях. Он надеялся, что в один прекрасный день его стихи так глубоко тронут Харроу, что она избавит его от обязанностей первого рыцаря и назначит костяным скальдом Девятого дома. Публичная декламация была оскорблением.

Он стоял, огромный и черный, среди блестящих стальных полок. Некромант и рыцарь Пятого дома сидели за столом, заваленным книгами, обрывками вытертой бумаги, аккуратно заправленной в плексигласовые чехлы, мятыми побуревшими листками и ручками. Некромантка выглядела вполне довольной, рыцарь смотрел куда-то в сторону. Некромантка – та женщина, которая так обрадовалась идее независимого исследования, взрослая дама с аккуратной улыбкой, не вызывала у Харрохак теплых чувств. Даже она слышала, кто такая Абигейл Пент.

– Госпожа, – сказал Ортус и печально добавил: – Простите меня. Нониус – особая фигура среди жрецов и отшельников нашего Дома, – пояснил он другим. – Возможно, я неправ, перекладывая в стихи наши сакральные тайны.

– Я не знала, что Нониус стал персонажем культа, – заметила Пент.

– Он и не стал, – коротко сказала Харрохак, но все же не смогла не пояснить: – По крайней мере эта идея чудовищно устарела.

– Герои уходят в прошлое, – добавил Ортус грустно.

Она его не убила, хотя была близка. Сэр Магнус Куинн, сверкнув белозубой улыбкой, сказал:

– Ты уже использовала это пространство, Преподобная дочь? В настоящий момент мы считаем, что оно полезнее похода вниз. Боюсь, что мы заняли самый большой стол – моя жена обнаружила копию «Нового некроманта» с примечаниями, а мой единственный вклад расположен в мужской уборной. Я нашел там нечто, очень напоминающее древнюю теоретическую эпиграмму. Вот поэтому мы и привлекли Ортуса из Девятого дома.

– Эпиграмму?

Он замялся. Пент мягко пояснила:

– Магнус развлекается. Это нечто вроде диалога между магами школ плоти, духа и кости, примерно с такой концовкой: «Да, но кость увеличивается, когда я ее трогаю». А значит, этой шутке не меньше лет, чем Девяти домам.

Харрохак хотела было ретироваться, но некромантка Пятого дома спросила без перехода:

– Тебя интересуют материалы ликторов?

Это было предложение диалога, прощупывание или что-то совсем другое. Попытку влезть в дела Девятого дома необходимо было пресечь. А вот идея диалога ее заинтересовала.

– Если ты спрашиваешь, имеются ли такие в нашем Доме, – медленно сказала Харроу. – Я не стану отвечать на этот вопрос.

– Как жаль! Я понимаю, – ответила Пент, которую, видимо, не смущали отказы или священная раскраска. – Но вообще я хотела тебя заинтересовать. В этой библиотеке куча всего. Книги, конечно, интересные… но следы ликторов… уиии!

Абигейл Пент не походила на женщин, которые говорят «уии!». Это вышло совсем по-детски. В любой другой день Харрохак не выдержала бы «уии» сразу после шуточек про кости и ушла бы. Но она понимала, что такое самодовольство – не добродетель. Еще она понимала, что скелетов, которые она может поднять, и ее лабораторного журнала недостаточно, чтобы вызнать все тайны дома Ханаанского. Она очень устала. Ей что-то предлагали. Следя, чтобы не предложить взамен себя, она приняла предложенное.