Харроу из Девятого дома

– Преподобная дочь, это из-за древних традиций Запертой гробницы энергия твоего духа такая разнообразная? – весело спросила Абигейл. – Я насчитала не менее ста пятидесяти отпечатков, но на самом деле их больше. Это слабые следы, а не полноценные призраки, а значит, их духом манипулировали, чтобы они оставили на тебе какой-то след… Это совершенно очаровательно, но не значит ли это…

Только долгие годы самоограничений помогли ей не убить эту женщину здесь и сейчас или хотя бы не попытаться это сделать. С любым другим призывателем призраков, если учесть сложность и губительную медленность их заклинаний, Харрохак покончила бы одним решительным ударом. Абигейл Пент вызывала у нее сомнения. Эти сомнения заставили ее развернуться и убежать – точнее, совершить тактическое отступление, как она твердила самой себе. Ортус сорвался на рысцу, чтобы догнать ее. Рапира побрякивала у бедра. Она услышала их разговор, потому что очень хорошо умела подслушивать тихие, приглушенные голоса. Магнус говорил:

– Дорогая, не нужно было…

А Абигейл мягко отвечала:

– Это невероятно любопытно, учитывая обстоятельства… – и все.

Харрохак миновала автоматические двери библиотеки – насколько она понимала, это были единственные автоматические двери за пределами глубокого подвала, освещенного тусклыми светодиодами и забитого металлическими решетками и ревущими кондиционерами. Сложно было не заметить, как ее трясет. Она тихо произнесла:

– Мы должны избегать Пент и Куинна любой ценой. Ради Девятого дома, ради святости Запертой гробницы. Ты меня понимаешь?

– Да, госпожа Харрохак, – сказал Ортус.

– Если я решу, что они представляют угрозу, или если они попробуют причинить нам вред – или при появлении любой пригодной отговорки, если честно, – я призову возмездие Гробницы. Я убью Пент на месте, если потребуется, а ты поклянешься, что в этом не было греха или неоправданной вражды Домов. Независимо от обстоятельств.

Пауза.

– Да, госпожа Харрохак, – сказал Ортус.

От этого спокойного согласия она разозлилась еще больше. Она не стала разбираться почему.

– А еще должен быть либо «Но-ни-ус», три слога, либо «Но-нюс», два, – быть жестокой было приятно, – а не выбирать более удобный вариант для каждой строфы. Это непрофессионально.

Ее рыцарь внезапно остановился, как вьючное животное, готовящееся к прыжку.

– Да, госпожа Харрохак. Мне льстит ваше внимание к моему труду. Это осознанная архаичность. Она подчеркивает, что произведение должно исполняться вслух.

– Ради бога, Ортус, прекрати вести себя так, как будто я тебя бью. Я решаю наши проблемы, хотя ты мне совсем не помогаешь.

– Я не хочу расстраивать свою госпожу. Пусть невидящий взгляд Запертой гробницы упадет на меня и увидит, что я закрываю ее недвижимой эгидой рыцарской любви. Но ради вас я не стану менять свой голос.

Она разозлилась. Харрохак знала, что несправедлива к нему, знала, что бесится на ровном месте. Она испугалась и не могла успокоиться, а теперь использовала любые средства, честные и не очень, чтобы прийти в себя. Пугаясь, она вновь становилась ребенком, а быть ребенком она боялась сильнее всего на свете. Почти.

– У меня есть право поправлять тебя. Мы у врат Гробницы, даже сейчас. Я несу ее с собой, и ее законы нерушимы.

– Да не покинем мы ее, – согласился Ортус. – Моя госпожа, я выполню любой ваш приказ. Я с радостью снесу все ваши упреки. Я буду смотреть, как вы убиваете того, кого считаете нужным убить, и я сотру кровь с вашего лица… но когда я ложусь спать, я – взрослый человек, и я могу испытывать любые чувства по любому поводу. Нет закона, запрещающего это, и это всегда помогало мне против вас, моей госпожи, против матери, против капитана Агламены. Ваше распоряжение будет выполнено, моя госпожа.

Затем он поклонился ей – очень корректным поклоном фехтовальщика Девятого дома. Краска на его лице была идеальна, хотя грустный череп потихоньку растекался, вид у него был строгий, а выражение лица по-могильному бесстрастное. И как раз тогда, когда его госпожа могла бы испытать некоторую эмпатию по отношению к нему, он ее от этого уберег, высказав свою позицию. Это была самая масштабная пассивная агрессия, когда-либо случавшаяся в Девятом доме.

– Хотелось бы также заметить, что синицеза весьма характерна для некоторых лучших образцов ранней поэзии Девятого дома. Уверен, что только ваши исследования помешали вам в полном объеме оценить классику.

Харрохак посмотрела на него, решила, что этот взгляд будет ее последней репликой, и утащила его в нишу. Ниша была мелкая, но все же скрывала их от посторонних глаз. Пальцы у нее немного тряслись, так что она спрятала их в рукава, чтобы было не так заметно. Она вытащила безобидный листок бумаги, который дала ей для изучения Абигейл Пент, и развернула.

Когда она увидела, что было на листке, ее глаза будто замерцали. Прерывистые красные строки почти парили над страницей, буквы теснились и жались друг к другу.