Харроу из Девятого дома

Два часа спустя ты сидела среди руин. Перед тобой лежали остатки еды – ты съела больше, чем ты когда-либо съедала по собственному желанию. Тебе пришлось. Единственной альтернативой было беспамятство. Свечи освещали белоснежную скатерть и столовое серебро, которое святой терпения так тщательно разложил по столу, и тарелку с крошками, где когда-то лежали какие-то хитрые булочки. Их съели или куда-то убрали, ты не знала и тебе не было до этого дела.

Сияющие кости героев Когорты молчаливыми наблюдателями висели по стенам. Тебе чудилась усталость в их безглазых взглядах. Ты не понимала, как это случилось. Начался ужин так же, как и все остальные, хотя казался чуть более официальным. Пожалуй, стряпня Августина была довольно изысканной и щедрой – он имел привычку подавать блюда на стол по очереди, а не все разом. Тебя, привыкшую к столу Дрербура, это удивляло. Ты не смогла толком понять, что ешь. Примерно к третьей перемене ты осознала, что пора двигаться дальше, иначе придется страдать от последствий. Тебе не понравился вкус вина, которое подал Августин, и ты и представить не могла, что вина бывает так много. Он наполнял бокал, не успела ты его опустошить, так что ты ни разу не увидела дна.

Теперь, на дымящихся руинах ужина, он, святая радости, бог и Ианта сдвинули стулья и сидели у одного конца стола. Плащ Ианты из Первого дома валялся где-то на полу, локти она поставила на стол, щеки у нее порозовели, что придавало ей определенную прелесть, пусть и фальшивую. Августин снял пиджак и сидел в белой рубашке. Галстук развязался и безвольно висел под расстегнутым воротничком. Мерси выглядела хуже всех: узел волос распустился, бледные золотистые пряди падали в беспорядке. Она громко хихикала.

Бог сидел между ними. Рукава он закатал до локтя: была ли его рубашка чуть опрятнее или новее, чем обычно, ты сказать не могла. Корона из костей и листьев упала с его головы и валялась где-то в салфетках, верхнюю пуговицу он расстегнул и все время вскакивал и наливал всем воды, повторяя все серьезнее:

– Пей воду, Харроу. – Как будто вода была величайшим и редчайшим благом, дарованным Девяти домам. Вокруг глаз, радужка которых была обведена белыми кругами, разбегались морщинки от улыбки.

Ты то и дело поглядывала через стол на человека, которого собиралась убить. Святой долга выпил не меньше Августина, но лицо его осталось каменным, и ни одной пуговицы он не расстегнул. Он уже несколько раз смотрел на тебя взглядом, выражавшим, как ты здорово боялась, сочувствие. Но ты сомневалась. Ты пила воду. Ты выпила очень много воды.

– За отсутствующих друзей, – вдруг сказал Августин и поднял свой бокал.

– За отсутствующих друзей, – повторили все, подняли бокалы и выпили. Сущая пытка. Ты не сомневалась, что это чертово правило придумали в Третьем или Пятом доме: если ты произносишь сентиментальный тост, то все обязаны выпить вместе с тобой. Ты еле пригубила. У тебя не было отсутствующих друзей.

– И за наших рыцарей, – сказала святая радости внезапно, когда все уже выпили.

Августин снова поднял бокал:

– Я выпью с удовольствием. За рыцарей… мы не заслуживали их. А они – нас, как я всегда говорю. За Альфреда, Кристабель, Пирру, Лавдей, Набериуса, за всех!

Ты заметила бесстрастный взгляд, который император бросил на набравшуюся святую, сидевшую справа, но она не рассердилась на тост. Просто сказала:

– За Кристабель, – и осушила бокал одним долгим, злобным глотком.

Когда бог на мгновение положил ладонь ей на руку, она вдруг сказала:

– Я не пьяная!

– Конечно нет.

Ты смотрела, как Ианта делает еще глоток бледной, яблочно-желтой жидкости. Она наклонилась к тебе и еле слышно прошептала:

– Лучший вечер в моей жизни.

– За минувшие годы я достаточно пил за Альфреда, так что позвольте мне выпить за Кристабель, – сказал святой терпения и выпил. Задумчиво покрутил в руках бокал. – За Кристабель.

– Ты никогда не любил Кристабель, еще до всего, – сказала Мерси уже не так злобно.

– Полная хрень, – ответил он немедленно с осторожной размеренностью человека, который лично выпил не меньше двух бутылок вина. – Ты знаешь, что я чувствую… ты знаешь, что, по моему мнению, она не лучшим образом влияла на Альфреда. Ты знаешь, что они выявляли худшее друг в друге. Полагаю, ты согласна.

– Они были очень похожи, – сказал бог.

– Нет, – ответил Августин, – не были, Джон. – Она была идиоткой и фанатиком, да-да, Мерси, а он… он жалел, что он не такой. Потребовалось совсем немного, чтобы сбить моего брата с пути.

– Никто не мог повести его туда, куда он не хотел идти, – сказал бог, и в его голосе появилась торжественность: – Тебе это известно.

– Господи, не говори так! – слегка улыбнулся ликтор. – Я прожил несколько тысяч лет с мыслью, что мог бы уговорить его на что угодно за пять минут.

Его сестра-святая промолчала. Посмотрела в свой бокал и вдруг заполнила неловкую паузу:

– Давайте выпьем за женщину, которая никогда не меняла своего мнения. За Пирру Две.