Харун Ар-Рашид

Слава Бармакидов на Востоке оставалась неизменной и по прошествии нескольких веков. Выражение «времена Бармакидов» издавна означает «все, что есть хорошего, и высшую степень благополучия и изобилия». Еще в XVII в. испанский историк Маккари пользовался прилагательным бармаки для обозначения «всего, что было достойно века Бармакидов»[64].

Опала и падение Бармакидов уже двенадцать веков является предметом многочисленных домыслов. Выдвинуто множество объяснений жестокости, проявленной Харуном по отношению к людям, которым он был многим обязан, и один из которых являлся его «отцом», другой — молочным братом, а третий — самым близкими из друзей. Три поколения этого рода преданно и со знанием дела служили Аббасидам. Сам же Харун так и не раскрыл причин наказания, которое постигло Бармакидов. Однажды, когда его сестра Улайя спросила его, почему он приказал убить Джафара, он ответил: «Если бы я подумал, что самая близкая к моему телу одежда знает об этом, я бы ее разорвал», и в другой раз: «Если бы я узнал, что моей правой руке известна причина, я бы ее отрубил». Таким образом, казнь самого дорогого его сердцу человека не имела иного объяснения, кроме внезапной вспышки гнева.

Однако многочисленные свидетельства доказывают обратное. Согласно Джахизу[65], один из приближенных Харуна — возможно, Масрур-меченосец — рассказал, что в Мекке он был «совсем рядом с Харуном ар-Раши-дом — наши одежды соприкасались, — когда он, притронувшись к завесам Каабы, он сказал, обращаясь к самому Господу: «Мой Бог, я как милости прошу у тебя, чтобы ты погубил Джафара ибн Яхью»». Другие указания свидетельствуют в пользу решения, которое было принято без спешки в течение ряда лет, возможно, под влиянием врагов Бармакидов. «Все те, кто имел на них жалобы, следили за их поведением и доносили халифу об их проступках, и память о них копилась в его сердце», — говорит Табари. Задолго до их гибели их уже окружала атмосфера недоверия. Однажды халиф упрекнул Яхью за то, что тот явился к нему, не спросив разрешения, хотя это было обычной практикой. В другой раз он с гневом заметил своему врачу, что Яхья ведет государственные дела, не ставя его в известность, и действует по собственному усмотрению. Что касается Фадла, то у него было время заметить, как его постепенно освобождают от обязанностей, и Джафар тоже мог задолго до трагедии ощутить, что отношение к нему изменилось. Постигшая их опала не была следствием каприза властелина; он долго вынашивал это решение по мере того, как в нем постепенно росло раздражение против людей, которые слишком хорошо ему служили и в различных обстоятельствах предпринимали шаги, не встречавшие его одобрения, и часто поступали так, как будто он не существовал.

Пораженное ужасной смертью Джафара народное воображение тотчас же расцветило ее романтическими мотивами, скорее, трогательными, нежели точными, их не замедлили подхватить многочисленные историки того времени, а вслед за ними их вплоть до сегодняшнего дня продолжают использовать сказочники и романисты[66].

По рассказу Табари и Масуди, Харун ар-Рашид очень любил свою сестру Аббассу и с удовольствием проводил вечера в ее обществе. Однако самым любимым его товарищем был Джафар. Но было недопустимо, чтобы человек, не принадлежащий к семье, находился в обществе молодой женщины. Харун нашел способ все уладить: он решил поженить их, «при условии, сказал он Джафару, что ты будешь видеть ее лишь в моем присутствии, что твое тело никогда не прикоснется к ее телу, и ты не будешь иметь с ней брачных отношений. Тогда ты сможешь без страха присутствовать при наших вечерних увеселениях». Джафар согласился и торжественно поклялся при свидетелях, что никогда не будет посещать свою молодую жену, оставаться с нею наедине или под одной крышей, иначе как в присутствии Рашида. Поэтому каждый раз, когда Джафар видел свою жену, «он старался не смотреть на нее и опускал глаза».