Харун Ар-Рашид

Задача отослать обратно Али была возложена на Харсаму, лучшего человека для сложных ситуаций. Ему было поручено передать Али письмо Харуна, которое начиналось так: «О, сын шлюхи, я осыпал тебя милостями… Ты терзаешь мусульман и отвращаешь моих подданных. Теперь я посылаю к тебе Харсаму, который должен тебя арестовать, изъять твои сокровища, потребовать у тебя отчета в твоих деяниях…» Итак, Харсама во главе 20 000 воинов отправился в Мерв. Там он вошел во дворец, и едва закончился пир в честь его прибытия, он передал послание Харуна Али, арестовал его и заставил вернуть владельцам все то имущество, которое он присвоил. Затем он отправил его в Багдад.

Арест Али избавил Хорасан от негодного наместника, но не покончил с восстанием. Беспорядки распространились от Азербайджана до Ферганы. Многочисленность очагов восстания показала, насколько поверхностной и хрупкой была приверженность народов Хорасана к исламу и насколько им удалось сохранить собственную индивидуальность и готовность в любой момент отвернуться от Аббасидов. Через несколько десятилетий некоторым из них удалось добиться политической независимости.

Харун осознал опасность. Действовать надлежало без промедления. При всех своих достоинствах Харсама был всего лишь представителем халифа и не обладал его полномочиями. Что касается Фадла ал-Раби, сменившего Яхью в должности визиря, он не имел талантов знаменитого Бармакида, и его полномочия были менее обширными. Важные решения мог принимать только сам халиф. Харун решил прибыть к месту восстания.

Отправиться в Хорасан в том физическом состоянии, в котором он находился, было мужественным поступком. Харун был болен, и знал это. Его мучили боли в животе. Для человека, возможно, пораженного раком, преодолеть достаточно большое расстояние верхом на коне было ужасным испытанием. Однако халиф отмел все сомнения, потому что очень высоко ставил свою роль главы ислама и стремился во что бы то ни стало сохранить наследие Аббасидов.

Он покинул Ракку, оставив в столице своего третьего сына Касима, которому поручил управление Сирией-Авасим. Затем он отправился в Багдад и на время своего отсутствия поставил во главе государства своего сына Амина.

Мамун, со своей стороны, видел, что силы отца на исходе. Боясь, что в случае своего отсутствия он может лишиться должности наместника Хорасана, отведенной ему договором о наследовании, он настоял на том, чтобы отправиться вместе с Харуном. Кому и было ехать, как не ему, наместнику восточных провинций? Визирь Фадл ал-Раби также сопровождал халифа вместе со своими главными секретарями.

Путь оказался трудным. Каждый из сыновей приставил к отцу по шпиону, чтобы следить за признаками ухудшения его состояния: верный Масрур — меченосец из «Тысячи и одной ночи» — собирал сведения для Маму-на, врач Джибрил — для Амина, и еще один человек — для Касима. Все, кто окружали его, желали ускорить его конец, и потому ему, повелителю правоверных, халифу ислама, без колебаний предоставляли самых норовистых лошадей, что заставляло его жестоко страдать.

Узнав о том, что при одном из царей Индии находился знаменитый врач, он послал за ним самых быстрых из своих гонцов. Лечение принесло ему временное облегчение. Тогда халиф сделал кое-какие распоряжения и, в том числе, приказал Мамуну немедленно отправляться в Мерв, чтобы в случае смерти халифа он уже находился в столице провинции вместе со своими войсками. Из Рейя, где он провел несколько дней, Харун отправился в Гурган, а потом, страдая от недостатка свежего воздуха, в сторону Туса, где его болезнь усилилась. Там он и остановился, не в силах продолжать путешествие. К нему привели брата Рафи ибн Лайта, который попал в плен в одном из сражений. «Враг Бога, сказал он ему, ты и твой брат привели Хорасан в такой беспорядок, что я вынужден совершать столь далекое путешествие в том ослабленном состоянии, в котором я нахожусь. Но, клянусь Богом, я желаю, чтобы ты умер самой ужасной смертью, которая когда-либо выпадала человеку» (Табари). И халиф доставил себе отвратительное удовлетворение, приказав мяснику разделать этого человека; ему поочередно раздробили все кости тела, затем отрубили пальцы рук и ног и, наконец, разрубили тело на четыре части.

Несмотря на собственные страдания и на жестокие муки, которым Харун подвергал других, поэзия не переставала его трогать — например, вот эти строки, которые он приказал записать каллиграфу:

«Где цари и все те, кто жил до тебя? Они ушли, и ты уйдешь в свой черед.

О ты, хвалящий мир и его радости, ты, чьи уши готовы беспрестанно внимать лести,

Истощи все радости этого мира, смерть всегда прекращает их»

(Абу-л-Атахия).

«Можно ли сказать, что эти слова обращены только ко мне?» — спросил он.