Хасидские предания

Равви Иехиэль Михал, маггид из Злочова (ум. ок. 1786[29]), сначала учившийся у Баал Шема, а после его смерти – у Великого Маггида, был также уникальным человеком, не до конца понятым и вообще с трудом поддающимся пониманию. Он происходил из семьи тех аскетичных и мистически настроенных хасидим, которые с готовностью приняли новое движение и пытались занять в нем ключевые позиции, поскольку серьезность их веры, целиком определявшей их отношение к жизни, делала для этих людей особо значимой задачу обновления. Отцом Михала был равви Ицхак из Дрогобыча, критиковавший амулеты Баал Шема. Об этом равви ходило множество невероятных слухов, например, что однажды он получил благосклонность «принца леса»*[30] или что он отправлял обратно в иной мир тех своих новорожденных детей, которые ему не нравились. (Говорят, Михал остался в живых только потому, что мать не дала отцу взглянуть на младенца прежде, чем тот дал обещание, что оставит его в живых.) Мать равви Ицхака, которую называли «пророчица Йенте», часто слышала, как хор ангелов поет «трисвятое». Чтобы понять Михала, необходимо знать ту среду, в которой он жил. Несмотря на тот факт, что его отец был близок к хасидскому движению, сам Михал стал последователем Баал Шема только после серьезных колебаний. Из того, что нам рассказывают легенды, становится ясным, что в нем жила подозрительность отца, от которой он избавился очень нескоро. Но аскетизм, присущий ему изначально, равви Михал так полностью и не преодолел.

Еще в молодости Михал стал крупным проповедником, как и его отец, и, проповедуя, разъезжал по городам. Он поражал и запугивал свою аудиторию, хотя и постоянно подчеркивал, что порицания, которые они слышат в его проповедях, обращены не только к слушателям, но и к нему самому. Баал Шем осуждал Михала за то, что он налагал на грешников очень тяжелые наказания, и, по–видимому, убеждал его стать мягче. Рассказывают, что уже после смерти Михала к одному молодому цадику пришли души и начали жаловаться на равви Михала, который стал главным судьей в небесном суде, что даже неумышленные земные прегрешения он судит очень строго, ибо, прожив жизнь в чистоте, не понимает страстей человеческих. И хотя равви Михал полностью воспринял и усвоил хасидские учения и следовал за Баал Шемом, развивая доктрины о Злом Начале как помощнике человека и о возвышении сексуальности, сам никогда не переставал быть аскетом, хотя крайние формы аскетизма и отрицал. Согласно одному сообщению, наиболее отчетливо из всех подчеркивающему разницу между возвышенным и нелепым, равви Михал никогда не грелся около печи, чтобы не дать повода для лени, никогда не наклонялся над пищей, чтобы не пробудить появление жадности, и никогда не чесался, чтобы не впасть в грех сладострастия. Но особый вклад равви Михала в подлинный хасидизм чрезвычайно важен. Наиболее замечательной его чертой является то, что Михал развил традицию тех «первых хасидим», о которых Талмуд сообщает, что они молились до тех пор, пока не достигали в самих себе состояния кавваны. Равви Михал распространил эту традицию на всю общину: чтобы сделать свою молитву представляющей всех своих хасидим, он старался объединить себя как с самым лучшим из учеников, так и с самым последним в особую единую, продолжительную и мощную цепь молитвы, и – отступая от традиции отца и от заповедей Баал Шема – он также хотел, чтобы хромые на молитве стояли, чтобы поднимали даже тех из них, которые не могли сами стоять. Это нововведение, за соблюдением которого равви Михал следил очень строго, оказало сильнейшее воздействие на последующие поколения, которые стали относиться к равви Михалу с глубоким почтением. Но уже один современный ему цадик говорил о Михале, что он был «душой душ» и в своем поколении играл такую же роль, какую равви Симеон бен–Йохай, основатель тайных учений, играл в своем.

Подобно равви Михалу, двое из пяти его сыновей фигурируют в преданиях о необычных путешествиях души на небеса. Но третий сын, равви Зев Вольф из Збаража (ум. ок. 1802[31]), который в детстве был очень непослушным мальчиком, прославился на ином поприще. Как и его современник, равви Моше Лейб из Сасова (принадлежавший к четвертому поколению), он стал великим другом человека и земли. В отличие от отца – хотя не следует забывать, что равви Михал заставлял сыновей молиться за врагов, – равви Зев Вольф упрямо отказывался рассматривать грешников как людей, совершенно далеких от добра. Вольф одаривал своей любовью всех людей, которых встречал, и даже животных. Он считал, что человек должен любить все живое и что эта любовь не должна зависеть от того, как относится объект любви к человеку.