Хасидские предания

На примере легенд о Баал Шеме можно проследить, как именно формируется в хасидизме легендарная традиция. Уже при жизни цадика среди членов его семьи и учеников ходили истории, повествовавшие о его величии. После его смерти они переросли в предания, четверть века спустя ставшие составной частью ряда книг: из семейных историй появились легенды, которые включил в свою книгу «Знамя Эфраима» равви Моше Хаим Эфраим, внук Баал Шема, которого учил сам дед, а легенды, ходившие в среде учеников, были примерно в то же время опубликованы в виде первого собрания изречений Баал Шема под названием «Венец Благого Имени». Однако прошло еще двадцать лет, прежде чем появилась на свет первая легендарная биография Баал Шема, имевшая заголовок «Во славу Баал Шем Това». Каждый сюжет в ней восходит к кому–либо из ближайшего окружения Баал Шема, к его друзьям и ученикам. Но наряду с этими существовали и другие традиции, например устные традиции семей Великого Маггида или равви Мейра Маргалиота или письменная традиция, бытовавшая в школе Кореца. Эти традиции отличались от опубликованных сборников и имели свою сферу распространения. Во второй половине XIX века отмечаются серьезные изменения в сюжетах, передаваемых устно. Они упрощаются, становятся короче, в них привносится много со стороны, и в итоге легенды превращаются в разновидность народной литературы. И только в нашу эпоху, около 1900 года, началась работа по критическому отбору и собиранию преданий о Баал Шеме. Сходные процессы характеризуют развитие всей хасидской легендарной традиции.

После исключения всего сомнительного, где невозможно было обнаружить и следа подлинных сюжетов, у нас в руках все равно осталась огромная масса по преимуществу совершенно неоформленного материала. Это были – в лучшем случае – или краткие заметки, относившиеся непонятно к каким событиям, или – к сожалению, чаще всего – совершенно необработанный и сырой материал, которому было почти невозможно придать форму легенды. В этой второй группе заметок, неважно, говорится в них слишком много или слишком мало, трудно обнаружить даже малейший намек на какую бы то ни было ясную линию повествования. По большей части они не представляют собой ни настоящих художественных произведений, ни подлинных народных легенд, но являются чем–то вроде оправы, оправы выдающихся событий, и поэтому по–своему восхитительной.

Я же, поставив себе цель дать точные портреты цадиким и описать их жизнь на основании достоверного письменного и устного материала, должен был прежде всего принимать во внимание одновременно и легенды, и историческую правду и отражать их вместе в едином повествовании. В ходе этой длительной и трудоемкой работы я обнаружил, что целесообразнее всего было начать с поиска необходимой формы (или, точнее, с отказа от всяких форм) для описанных заметок при их скудости или, наоборот, чрезмерном изобилии деталей, при их темных местах и частых отступлениях, начать с как можно более тщательной реконструкции упоминаемых в них событий, где это возможно, на основании разных вариантов одной легенды и связанных с ней материалов, а также со связного, насколько это осуществимо, соединения разных легенд. Затем я снова возвращался к заметкам, чтобы включить в окончательную версию какие–нибудь содержащиеся в них удачные обороты или фразы. С другой стороны, я посчитал непозволительным и нежелательным чрезмерно расширять эти легенды или придавать им нарочитую красочность и разнообразие, как это делали братья Гримм, когда записывали свои сказки со слов простых людей*[10]. Только в тех немногих случаях, когда записки были слишком отрывочны, я позволял себе соединять вместе несколько фрагментов и заполнять бреши, если они возникали, близким по теме материалом.