Хасидские рассказы

Вдруг вспомнят ее, выплывет внезапно из чьей-либо гортани… Невольно влагают в нее новое чувство, новую душу, и песня начинает жить, почти как новая.

Это — воплощения песни…

* * *

Вы плохо меня понимаете? Толкуй со слепым о свете!

Вот что! Рассказы вы, небось, любите, — так я вам расскажу о воплощениях песни…

Слушайте…

* * *

В трех-четырех милях под Бердичевым, сейчас же за лесом, находится местечко Махновка. В этой Махновке был недурной музыкальный оркестр. Во главе этого оркестра стоял некто Хаим. Хаим был очень способный музыканта, из учеников знаменитого Бердичевского Педоцура. Хаим не умел сочинять песен, но исполнить мотив, оживить его, пояснить, заразить слушателя духом музыки — на это он был мастер, в этом была его сила!

Хаим был высокий, худой, невзрачный, но едва начинал играть, как весь преображался. Вечно опущенные брови постепенно подымались; из глубоких, тихих глаз падало сияние на бледное, теперь одухотворенное лицо. Всем было ясно, что он уходит от мира, руки сами, по себе продолжают, играть, а душа витает где-то высоко-высоко, в мире песен… Иногда он забывался и начинал, также деть, а голос у него был чистый, звучный, словно кларнет…

Не будь реб Хаим набожным, простым евреем, не пришлось бы ему горе мыкать с громадной семьей в восемь душ в Махновке, играл или пел бы в каком-либо театре в Лондоне или Париже… В Бердичеве водятся, однако, и теперь такие чудаки.

Живет себе Хаим в своей Махновке, забирает месяцами в долг во всех мелочных лавочках в счет какой-либо зажиточной свадьбы, которая случится ведь наконец.

В то время, о котором я рассказываю, в Махновке ожидалась богатая свадьба; выдавали замуж дочь Махновского богача Береля Кацнера.

Берель Кацнер, икнуть ему на том, был крупным ростовщиком. Скопидом и скряга он был еще больший. Самому себе куска хлеба жалел… За обедом собирал крошки, курам, мол, пригодятся… Камень вместо сердца в груди имел.

Перед смертью, почти в последние минуты, подозвал он старшего сына, велел принести записную книгу и, указав уже посиневшим пальцем на имена тех, которые не сделали очередного взноса, сказав: «Смотри, не смей делать отсрочек! А то не будет тебе моею благословения!» Затем он подозвал жену и велел снять и спрятать медную посуду, висевшую на стене: «Стоит мне закрыть глаза — сказал он, — чтоб растащили все!..» На этом он и умер.

Оставил он с полмиллиона.

Дочку выдает замуж вдова, спешит со свадьбой; вдова и сама не прочь найти себе суженного, и ей, наконец, жизнь улыбнулась. Ноша с плеч долой! Помолодела даже.

Хаим ждет этой свадьбы, как манны небесной; у него также дочь заневестилась…

Но вдова вздумала выписать на свадьбу Педоцура из Бердичева: будут, мол, гости из Киева, люди, знающие толк в музыке, не хочется ударить лицом в грязь. Педоцур выдумает какой-либо новый поминальный мотив. Стоит свадьба столько, будет стоить еще столько, пусть киевские гости не смеются!

Все надежды Хаима разом рухнули.

Местечко заговорило об этом. Всем жалко Хаима: уж очень его любили. Да и вообще жалко бедного человека

Стали толковать со вдовою и, наконец, порешили; чтоб на свадьбе играл Хаим со своим оркестром, с тем, чтоб до свадьбы он съездил в Бердичев и достал у Педоцура новый поминальный мотив.

Хаим получил для этого несколько рублей, — большую часть получки оставил семье, нанял извозчика и поехал в Бердичев.

Здесь-то и начинается история с воплощениями…

* * *

Бедняку во всем удача! Хаим едет в Бердичев, а Педоцур из Бердичева! Вздумалось как раз талненскому цадику пригласить Педоцура к себе на субботу. Талненский цадик, должен я вам сказать, был очень хорошего мнения о Педоцуре. «Тайны религиозные, говаривал он, скрыты в мотивах Педоцура. Жалко лишь, что Педоцур сам о них не подозревает».

Мечется Хаим по улицам, как угорелый. Не знает, что предпринять. Поехать домой без поминального мотива нельзя; ждать здесь Педоцура тоже не резон, на расходы не хватит. Вдова Кацнер и так мало дала, а он еще большую часть дома оставил! Что делать?

Вдруг увидал он на улице такую сцену:

Ясный, светлый будний день. По улице движется молодая женщина, разодетая ровно в праздник.

На голове у нее очипок с длинными, длинными лентами, различных ярко-кричащих цветов.

В руке — большой серебряный поднос…

За женщиной идут музыканты и играют.

Женщина идет, приплясывая. Иногда остановится с музыкантами у какого-либо дома или лавки и танцует. На музыку собираются люди, раскрываются двери и окна, толпа растет.

Музыка играет, женщина пляшет, цветные ленты развеваются по воздуху, поднос блестит и искрится… Народ кричит: «Поздравляем! Поздравляем!» и кидает монеты. Женщина, приплясывая, ловит монеты на лету, монеты сверкают и позвякивают в такт…

Что здесь происходит? Бердичев — еврейский город, у него свои еврейские обычаи.

Это собирают пожертвования на свадьбу бедной девушке!..