Хасинто. Книга 1

Де Лара молчал, Хасинто тем более. Только и слышалось, как трещат угли, жужжит под потолком муха, копошится у стены мышь или крыса. Безмолвное ожидание давило на плечи, и казалось, будто сам воздух потяжелел, и тени сгустились.

Быстрей бы за дверью раздались шаги! Быстрей бы пришел мавр! Тогда сеньор скажет, что делать Хасинто: оставаться или уйти. Может, ему уже пора уходить, но ведь нельзя сделать это без позволения.

Он смущенно кашлянул и все-таки спросил:

— Дон Иньиго, мне следует уйти? Или у вас еще будут для меня поручения?

— Ты мне не мешаешь, — ответил де Лара, не оборачиваясь. — А поручения… Пока не знаю. Если хочешь, можешь идти. Понадобишься — я за тобой отправлю.

О нет! Он не хотел уходить. Конечно, стоять посреди комнаты и ждать неуютно, неловко. Зато он больше узнает о поисках сеньора и, возможно, все-таки сумеет как-то помочь. Пусть дон Иньиго не верит, что Хасинто на это способен — а он все равно попробует. И никому не скажет о том, что здесь услышал. Де Лара может ему доверять. Похоже, он уже доверял, иначе прогнал бы.

Мысль оказалась такой неожиданной и лестной, что Хасинто не удержался от улыбки.

Наконец послышались долгожданные шаги и стук в дверь.

— Входи! — обернувшись, крикнул де Лара.

Он отошел от окна, в покои ворвался свет. Через мгновение отворилась дверь: явился лекарь.

— Господин, я принес то, что вы велели, и запишу то, что скажете.

— Тогда приступим. Чинто, а вы не стойте. Присядьте куда-нибудь.

Хасинто послушался и примостился на шкурах, где давеча спал. Ибн Якуб же приблизился к окну и — как странно! — уселся прямо на пол. Достал тонкую квадратную доску, до сих пор зажатую под мышкой, и положил себе на колени. Сверху расстелил пергамент, а чернила поставил рядом с собой. Обмакнув в них перо, поднял глаза на дона Иньиго и сказал:

— Я готов.

— Запишешь на своем наречии. Это амиру Яхъе ибн Мехмету ибн Саиду. — Мавр уже коснулся пергамента острием пера, но сеньор воскликнул: — Нет! Не пиши пока.

На лице лекаря отразилось удивление.

— Как пожелаете, господин.

— Сначала я скажу, что нужно записать, — пояснил де Лара. — А потом ты запишешь. На вашем наречии. Так, чтобы все было ясно, и чтобы ответ не оскорбил нашего врага. Ты запомнил его имя?

— Не нужно запоминать то, что и так знаешь, — мавр улыбнулся.

— Ты знаком с ним? И что он за человек?

— Увы, господин, сам я с ним не встречался. Но слышал, что человек он благочестивый и…

— Мы с тобой по-разному понимаем благочестие, друг мой, — усмехнулся Иньиго Рамирес. — Ты скажи: он не лжец?

— До меня не доходила такая молва.

— Это хорошо. Ладно, слушай, а потом запиши теми словами, какими нужно.

— Я понял.

— Скажи: я согласен на обмен. Но если ибн Мехмет солгал, я убью его сына, либо запрошу за него втрое больший выкуп. Зависит от того, насколько сильно буду раздосадован. Скажи: я встречусь с ним через день в полдень. К северу от разрушенной крепости. И пусть не помышляет о засаде. Со мной будет много рыцарей. А его сын в заложниках: если со мной что-то случится, его убьют. Все. Теперь можешь записывать.

Ибн Якуб обмакнул кончик пера в чернила. Спустя пару мгновений оно заскрипело по пергаменту. Иногда мавр поднимал голову, хмурился, покусывал нижнюю губу и вертел перо в пальцах. Затем снова возвращался к посланию.

Наконец он сказал:

— Я все записал. Почти.

— Что значит это твое «почти»?

— Я оставил пустоту там, где вы говорили о времени и месте встречи. Если господин позволит дать совет… — лекарь замолчал и в ожидании уставился на сеньора.

— Ладно, я слушаю.

— Благодарю, господин. Я хотел сказать, что через день — это слишком рано. Лучше не показывать, насколько для вас важно то… о чем вы знаете, а я нет. Пусть ибн Мехмет беспокоится и гадает: вняли вы его словам или нет. А место лучше выбрать ближе к Нуево-Балуарте. Это удобно вам и неудобно ему. Пусть встреча станет не встречей равных, а милостью победителя к побежденному. Тогда он будет сговорчивее.

— Ты прав, конечно. У меня даже возникали похожие мысли. Но так не хотелось и не хочется оттягивать, ждать! — на лице де Лары промелькнула горькая улыбка. — Видимо, все же придется… Ладно, запиши: пусть явится через три дня, в полдень. А место пусть останется прежним. Мне это удобно.

— Да, господин.

Перо снова заскрипело. Когда же ибн Якуб закончил писать, то вытер его обрывком шерстяной ткани и убрал в сумку. Затем подул на пергамент, свернул его в свиток и, зажав дощечку под мышкой, поднялся.

— Вот, господин, — сказал он, вручая послание дону Иньиго.

— Спасибо. Теперь можешь идти.

Как только лекарь удалился, Хасинто поднялся с места.

— Дон Иньиго, прошу извинить, но… можно ли доверять этому мавру? Он, конечно, дал хороший совет, но кто знает, что написал на своем наречии?

Де Лара пожал плечами, повертел в руках послание и отошел к столу. Там убрал свиток в футляр, затем снова повернулся к Хасинто.

— Опять пытаешься уберечь меня от несуществующей опасности? Впрочем, твоя бдительность похвальна. Может, однажды она и впрямь кого-то спасет. Но ибн Якубу не с руки меня предавать. Поэтому я ему доверяю.