Хасинто. Книга 1

— Нет-нет, я не хотел обидеть! Понимаю: вы рыцарь, а не сказитель. И все же, пока вы говорили, я заслушался. Будто это не сон, а…

— Вы что, не верите?!

— Верю, конечно, верю, — голос мавра был мягким, примирительным. — Просто вы так рассказывали… будто легенду или балладу.

— Сон был очень страшным. И ярким, — проворчал Хасинто. — Поэтому хорошо запомнился. Поэтому я так долго о нем говорил. Поэтому все утро о нем помнил. Волновался. А сеньору показалось, будто я болен.

— Может, так и есть. Душевные волнения, знаете, иногда сказывается на теле. Человек полагает, будто плоть захворала, а на самом деле — сердце неспокойно.

Лекарь прав: сердце неспокойно, еще как неспокойно. Терзают сомнения, стыд, страх и… еще что-то неуловимое. Какое-то неясное томление. Ноет, тянет в душе.

— Чтобы дурной сон не повторился, пожуйте на ночь мяту. Дивно успокаивает разгоряченное тело и смятенный ум. Она и здесь, при замке, растет. Видели? Знаете, как выглядит? Сорвите несколько веточек и…

— Я что, по-вашему, должен копошиться среди травы? Как женщина или какой-то крестьянин?! Ладно в походе… но здесь?! На глазах у рыцарей, у черни?!

Ибн Якуб покачал головой и усмехнулся.

— Надо же… Я не первый год в этих землях, а все равно порой забываю о здешних нравах. Извините, юный идальго. Конечно, вы правы. Но ведь можно приказать слугам, и они все сделают.

Верно. Почему Хасинто сам не догадался? Прежде чем возмущаться, стоило подумать. Правда, он в таком состоянии, что голова работает плохо.

— Да. Так и сделаю. Спасибо.

Вот и все. Самое время уйти, но не хочется. Да, он думал молиться весь день, но это было до позорной тренировки и до перепалки с Ордоньо. Сейчас же молитва вряд ли поможет. Когда в голове столько больных мыслей, и они мошкарой кружатся в голове, камнем ложатся на плечи, успокоиться все равно не выйдет. А вот отвлечься — может быть.

Ибн Якуб смотрел выжидающе, Хасинто молчал и не двигался с места.

— Я могу еще чем-то вам помочь?

— Не думаю, но…

Взгляд упал на книги, и в памяти промелькнули мавритенок Ибрагим, письмо, которое Хасинто не смог прочесть, и де Лара, говорящий по-сарацински. Вот она — возможность научиться сарацинскому языку, а заодно на время забыть о срамном видении. Пусть сейчас он бесполезен на воинской площадке, зато может принести пользу впоследствии, если выучит наречие мавров. Понимать, о чем говорят между собой враги, очень важно.

— Ибн Якуб! А все эти книги на вашем языке написаны?

— Многие, но не все. Есть и на латыни. — В карих глазах лекаря читался вопрос. — Почему вы спрашиваете?

— Да так… А о чем они?

— О разном, — теперь недоумение прозвучало в голосе.

— А вы можете научить меня вашему наречию? Говорить на нем, читать?

— Возможно… Только зачем это вам?

— Просто интересно. — Хасинто пожал плечами и добавил: — Тогда я сумею прочесть ваши книги. Если позволите, конечно. В замке книг мало. А те, что были, я уже прочел. Не один раз.

Мавр хмыкнул, склонил голову набок и уставился так, будто у Хасинто была песья голова. Неприятно ощущать на себе подобный взгляд.

— Если я прошу слишком много, так и скажите.

— Нет-нет, что вы! Просто… — ибн Якуб покрутил пальцами в воздухе: похоже, подбирал нужные слова. — Просто я не ожидал… Видите ли, многие рыцари кое-как изъясняются на нашем языке. Этого им хватает. Лишь двое просили, чтобы я научил их говорить лучше. Но читать?! Вы первый.

— Это плохо?

— Всего лишь непривычно, — лекарь улыбнулся. — Я буду рад вас учить. Но согласен ли дон Иньиго? Вдруг не одобрит, что его оруженосец тратит время на…

— Я у него спрошу! Завтра же. А сегодня он все равно освободил меня до вечера.

— Вы что же, хотите начать прямо сейчас?! — глаза ибн Якуба округлились.

— Ну да. А что? Или… — Вот ведь! Он повел себя, как последний себялюбец! — Конечно, если вы не заняты… А если у вас есть дела, то не смею вас отвлекать. Приду в другой раз.

— Пока что я свободен. А за кобылой найдется, кому присмотреть. В этом ваш друг был прав.

Гаденыш не друг, а враг. Жаль, нельзя сказать об этом лекарю.

— Так вы согласны?

— Да, — он вытянул руку и указал на Хасинто. — Ma esmouk?

— Чего?

— Я спросил, как вас зовут. Ma esmouk. Повторите. А потом я скажу, как ответить.

— Ma esmouk… — с трудом выговорил Хасинто.

Ну и наречие! Язык сломаешь!

Видимо, мавр скучал по родной речи, потому учить ему оказалось в радость. Они прерывались только на еду и краткий отдых. Хасинто вышел из дома лекаря, лишь когда отзвучал созывающий к вечерне колокол. Нехорошо опаздывать на службу, но и жалеть об этом поздно.

Дневной зной уже растворился в вечерней прохладе, вот-вот грозящей перерасти в ночной холод. Теперь-то Хасинто не жалел, что на нем плотная камиза и шерстяная котта.

Пройдя несколько шагов, он остановился: до ушей донесся смутный шум.

Сейчас?! Вечером?! Неужели что-то стряслось?