Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I

— Особенно глаза, большие и круглые. Они пробуждают во мне желание выколоть их и проглотить целиком один за другим, — продолжил он.

Эти страшные слова прозвучали так мягко и ласково. Ло Сяньсянь задрожала еще сильнее, инстинктивно зажмурив глаза.

— Хех, какая умная девочка. Продолжай вот так закрывать глаза и не смотри на меня. Иначе я за себя не ручаюсь.

Когда он заговорил, стал ясно различим его северный акцент. Молодой человек облизал потрескавшиеся губы, и тут в лунном свете заметил мандариновое дерево в соседнем дворе. По какой-то причине его глаза загорелись, зрачки ярко заблестели, но это свечение длилось недолго. Он потер подбородок и приказал:

— Маленькая девочка, сорви мандарин и почисти его для меня.

Ло Сяньсянь наконец шевельнула губами, чтобы заговорить, ее голос был тонким и дрожащим, но ответила она без колебаний:

— Старший брат, это фруктовое дерево не принадлежит моей семье. Оно чужое, я не могу брать с него мандарины.

Молодой человек был ошеломлен. Казалось, он что-то припомнил, и его лицо медленно потемнело.

— Если я сказал: «выбери» — значит, иди и выбери. Я хочу съесть мандарин, так что тебе лучше сорвать его прямо сейчас!

Последнее слово он уже прорычал. Это было так страшно, как будто этот звук был разорван на куски между зубами, прежде чем его выплюнули. Ло Сяньсянь дрожала от страха, но упрямо оставалась на месте. У маленькой девочки был мягкий характер, но принципы ее были непоколебимы, как и у ее отца.

— Не буду.

Молодой человек вдруг прищурился, и его рот еще больше скривился:

— Ты знаешь, с кем разговариваешь, маленькая вонючка[19.4]?!

— Если хотите воды — я налью вам. Если хотите поесть — в доме найдется еда. Но мандариновое дерево не принадлежит моей семье, я не могу брать с него плоды. Папа сказал: брать не спрашивая — значит воровать. Я честный человек. Богатством нельзя злоупотреблять, бедность нельзя… нельзя… прирезать…

От волнения она оговорилась и сказала «прирезать» вместо «презирать». Эта маленькая девочка притворялась храброй, ее лицо покраснело от страха и смущения, но малышка упрямо цеплялась за учение своего отца, бормоча и заикаясь, тараторя все, что она хотела сказать. Но под пристальным взглядом этого молодого человека она уже дрожала так сильно, что у нее подкашивались ноги.

Мужчина, казалось, лишился дара речи.

Если бы в другое время и от кого-то другого он услышал слова «брать не спрашивая — значит красть», «богатством нельзя злоупотреблять, бедность нельзя презирать» или «я честный человек»... пфф, он бы расхохотался.

Но сейчас он не мог смеяться.

Вместо этого гнев, как табун лошадей, беспощадно топтал его сердце.

— Больше всего я ненавижу таких, как ты! Так называемых… — он вцепился в стену и, пошатываясь, поднялся на ноги, выдавливая из себя каждое слово, — …полных сострадания людей чести, добродетельных и милосердных героев…

Под испуганным взглядом Ло Сяньсянь, подволакивая раненую ногу, он прошел мимо нее и подошел к мандариновому дереву. Подняв голову, он жадно вдохнул полной грудью. Багровый блеск ненависти вспыхнул в его глазах, и прежде чем Ло Сяньсянь поняла, что произошло, он быстро ухватился за дерево и начал яростно трясти его и колотить по нему.

Ветки, листья и плоды с треском посыпались вниз, а мандарины покатились в разные стороны. Улыбка молодого человека стала кривой, когда он торжествующе закричал:

— Кто сказал, что бедный не может украсть?! Кто решил, что неправильно наслаждаться богатством и похотью?! Даже добродетельный человек может быть сломан!

— Что вы делаете? Пожалуйста, остановитесь! Папа! Папа!

Ло Сяньсянь не хотела звать папу, ведь ее отец был слаб здоровьем и даже если бы он вышел, то мало что смог бы сделать. И все же она была маленькой девочкой. Вспомнив об этом, она все-таки очень сильно испугалась и затихла.

— Чего ты орешь? Если твой отец выйдет, я его сломаю, как это дерево!

Девочка была в ужасе. Слезы наполнили ее глаза.

Соседствующая с ними семья Чэнь отправилась навестить родственников в соседнюю деревню, поэтому некому было остановить этого сумасшедшего.

Безумец тряс дерево, пока все мандарины не упали, но даже тогда его приступ сумасшествия не закончился. Он стал топтать плоды, разбросанные по земле, затем перескочил через ограду и бросился во двор семьи Чэнь, нашел топор и срубил дерево. После этого он завалился на спину посреди двора и от души рассмеялся.

Он хохотал и хохотал, потом, отсмеявшись, присел на корточки и безумным взглядом стал шарить по сторонам.

Внезапно он повернул голову и поманил Ло Сяньсянь:

— Девочка, иди сюда.

Ло Сяньсянь не двигалась. Она осталась на месте, шаркая своими маленькими, расшитыми желтыми цветами матерчатыми туфельками.

Молодой человек увидел, что она колеблется, и смягчил тон, говоря со всей добротой, на какую был способен:

— У меня есть кое-что хорошее для тебя.

— Я... Я не хочу... нет, я не пойду… — Ло Сяньсянь хотела сказать что-то еще, но не успела она закончить фразу, как молодой человек снова заорал:

— Если ты прямо сейчас не подойдешь ко мне, я войду в твой дом и порублю твоего отца на куски!!!