Хазарские сны

И крепко прижала Сергея вместе с присмиревшим наконец судаком к своему животу, который так хотел выносить ребеночка от дядьки Сергея, да почему-то у него не вынашивалось. И гладила черные, речным илом схваченные вихры его и целовала в макушку.

— Сыночек! — вновь послышалось Сергею.

* * *

Дядька Сергей по-своему пытался бороться с одолевшим племянника безволием и слабоумием — верилось ему, временным — и немало преуспел в этом.

Осень стояла долгая и теплая, даже жаркая.

— Хорошо, — сказал однажды дядька Сергей, — если так рвешься к воде, поехали.

И взял его с собою на рыбалку. Собравшись, они спозаранку вышли на грейдер, по которому и привезли когда-то Сергея и который пролегал вдоль Сухой Буйволы либо вниз по течению, если ехать к Буденновску, либо вверх, если двигаться в обратном направлении. И довольно долго ехали по нему на попутке, можно сказать, в направлении Серегиного села. Вышли намного дальше того места, куда в прошлый раз самостоятельно добрался Сергей. Чуть спустились с грейдера, и у Сергея замерло сердце: широкая водная гладь спокойно расстилалась перед ним в окаймлении вызревших камышей. Но дядька поторопился разочаровать:

— Сотниковское водохранилище, — сказал он, удерживая в одной руке их нехитрый рыболовецко-походный скарб, а в другой руку самого Сергея, как будто племянник мог от него сбежать, ринуться с разбегу в синеву, возникшую перед ними.

А-а-а… Не Большая Река. Так, промежуточная величина. Вот, оказывается, куда и несла Сухая свои жалкие, вдовьи, почти что сухие воды. Забегая вперед, можно предположить, что именно сюда и приплыл бы Сергей, если бы «козлик» на мосту оказался шибче и бодливее и Сергей после встречи с ним отлетел бы не к перилам моста, а вылетел бы за них и свалился в речку.

Они прошли к дамбе, перегораживавшей Сухую Буйволу — благодаря ей, широкой, навырост, и образовалось столь обширное водохранилище. В подножии глиняной утрамбованной дамбы имелась железная труба, через которую уходил избыток долго, годами набиравшейся воды, так что дальнейший свой путь река начинала уже не с гор и не из родников, а как заурядная водопроводная разводка. Ей в таком виде предстояло добежать, обмирая в камышах и осоте, до озера Буйвола — речушка плевая, а сколько наименований оставила на Хазарском дне! — там, опять же сквозь дамбу, теперь уже бетонную, избыточными же каплями попасть в сточную канаву, впадающую в Куму, что некогда и была, наверное, естественным, до перегородок, руслом Сухой Буйволы, а после, растворившись в Куме без остатка, пытаться достичь, присовокупив Подманок и Маныч, уже Каспия. Если повезет с погодою.

Есть древний военный, святой город Кум. И названье реки, что наверняка даже старше города, и имя святого города наверняка имеет тюркский корень: «и с т и н а». впрочем, любая истина и сама по себе теперь, как река…

А манящие, призрачно-призывные названия остатков горько-соленого моря: Маныч, Подманок… Белые, теплые, молочные реки Предкавказья…

У дамбы сторожка, в которой дядьку Сергея встретил дед с деревянным протезом вместо правой ноги: если левой он ставил запятые, то правой исключительно твердые точки. Они поздоровались как друзья, как друзья распили первую из прихваченных дядькой Сергеем бутылочку. Старик снабдил их лодкою, и два Сергея, большой и крохотный, отчалили с удочками от берега. Остановились на самой середине водохранилища. Ощущение такое, будто они увязли, замерли, как в меду, на его макушке — куда ни глянь, полого и совершенно недвижно опускалась к дальним берегам вода, отражавшая и черную старую лодку, и их с дядькою, большого и маленького, и ясное, по- утреннему младенческое небесное глазное дно, и прочерки удочек с тонкими, пронзительными взглядами, пристально устремленными куда-то в недоступную для человеческого взора глубину.

Рыбалка выдалась удачной. Они разделись догола, уложив одежки на носовую переборку, чтоб ее не промочила насквозь вскидывающаяся на дне, где по щиколотку стояла вода, рыба — по мере того, как на удочки попадались все более крупные особи, мелочь дядька щедро возвращал за борт. Сергей Владимирович выпили еще рюмочку под малосольный огурец, Сергей Владимирович мелкий же без особого принуждения навернул теткин полновесный трехслойный бутерброд.

— Ты плавать умеешь? — спросил, блестя на солнце, что встало уже над водою в полный рост, голубыми-голубыми, уже почти морскими глазами.

— Не-а…

— Сейчас научим.

Сгреб Сергея в охапку и швырнул, как царевну, за борт. А сам минуты три еще стоял, подбоченившись и наблюдая, как окончательно обезумевший со страху племяш колотится, погружаясь неуклонно на дно — словно бы взамен тому, что коварно выдернуто, выхвачено, как вкусная деталь, моментальными взорами бамбуковых удочек.