И вот вернувшийся передовой дозор подтвердил ожидания воевод.
– Хазар видел? – спросил Улав. – Конных?
– Лошадей видел, но мало. Только их бояре верхом.
– А конница хазарская?
– Этих не было.
– Гнался за вами кто-то?
– Да нет вроде, – дозорный оглянулся на поворот реки, но там и сейчас было тихо.
Улав переглянулся с сыновьями Альмунда.
– Тогда делаем, как решили. По полкам строиться! – во весь голос закричал Улав, обернувшись к войску.
Его крик подхватили, передали дальше, бояре стали выстраивать своих. Смолянское войско выстроилось почти так же, как «хазарское» – хирдманы под стягом Улава в середине, ратники по сторонам. Гостимил стоял под своим «боевым чуром», по прозванию Смолянин Кривич. Обозные сани с несколькими ездовыми оставили и мерным шагом двинулись вперед, навстречу «хазарам».
Но позади шагающих ратников была еще одна «стена щитов» в пять рядов глубиной, ощетинившаяся копьями и ростовыми топорами, а над нею реял «малый стяг» с черным вороном Хольмгарда.
Уже заняв места в середине строя, Свен обернулся к брату и строго спросил:
– Фюльгью свою видишь?
Годо пристально оглядел окрестности и помотал головой:
– Нет. А ты?
– И я нет.
– Стало быть, прорвемся[61]
.Это был их уже давний и привычный родственный обычай: так они делали с самой первой схватки с сарацинами за Хазарским морем. В первый раз этот словесный обмен возник сам собой, но с тех пор братья неизменно его повторяли, уверенные, что поиск отсутствующей фюльгьи принесет им удачу в бою.
Когда две рати встретились, «хазарские» ратники, успевшие замерзнуть и истомиться от тревоги, воодушевленные мыслью о близкой поддержке, подались вперед, хотя им внушали, что их задача – просто стоять. Вразнобой захлопали тетивы, стрелы густым черным роем ринулись к смолянскому войску. С той стороны тоже отвечали стрельбой: кто-то охнул, хватаясь за плечо, кто-то без звука упал навзничь. Но натиск не спадал, стяг-волк словно сам собой стремился навстречу стягу-лебедю.
И вот два неровных строя столкнулись – к серому небу взлетела волна оглушительного лязга, треска, вопля, рвавшегося из сотен разгоряченных сердец. Бешено замелькали топоры и копья – сталкиваясь между собой, врубаясь в щиты, вонзаясь в живую плоть…
…Азару с его дружиной, хоть он и не видел сквозь заросли места битвы, не требовались гонцы – звук начавшейся схватки ни с чем не спутаешь, и разносится он далеко. О близком бое хазар предупредили рога, звучавшие то с одной, то с другой стороны. К тому времени как грохот и рев возвестили начало дела, огланы Азара уже были в седлах. Тархану оставалось лишь взмахнуть мечом, посылая их вперед. Вслед за Азаровым стягом с белым и красным конским хвостом конница двинулась через заросли, перетекая на лед, в камыши. Хрупкие желтые стебли захрустели под сотнями копыт. Следовало торопиться, и Азар продвигался вперед так быстро, как позволяла осторожность.
Все яснее слышались звуки боя. Вот всадники вышли на простор заснеженного русла. Впереди поблескивали шлемы. Азар бросил взгляд налево, ожидая увидеть тылы смолянского строя: длинный, во всю ширину реки, ряд спин в черных, бурых, грязно-белых кожухах.
Но увидел он нечто совсем другое – ряд тесно сомкнутых круглых щитов, выкрашенных в разные цвета. И гораздо ближе. Над щитами блестели жала копий и хищные клювы топоров, нацеленные на хазар. Между битвой и хазарами стояла еще одна дружина – она не участвовала в сражении, поджидая именно их. Над нею реял кровавым пятном над снегами ярко-красный стяг с черным вороном, раскинувшим крылья.
– Зэды и дауаги! – в ярости Азар-тархан взмахнул плетью. – Боги и силы! Да возьмет вас Ваюг!
Хитрость не удалась. Русы ждали его с его конницей именно в этом месте. И, судя по стягу, щитам и шлемам, которых простые ратники не имеют, здесь была ближняя дружина кого-то из русских вождей, выученная и хорошо вооруженная.
Но досада и растерянность владели Азаром лишь в первый миг. Менять замысел было поздно, оставалось принять, что он усложняется: чтобы ударить в тыл смолянам, сперва нужно опрокинуть этих русов. Это будет не так легко, как предполагалось, но им ли, всадникам, сынам Стыр Хуыцау, Великого Творца, бояться каких-то лесных ублюдков, привычных лишь ползать по земле?
Думая об этом, Азар привставал на сверкающих стременах и поднимал над собой изогнутый меч с золоченой рукоятью. Описав широкую дугу, клинок указал на русский строй – вперед! Вышедшему на бой назад пути нет!
– Алга![62]
– Улла! Улла! – завыли всадники, разгоняя коней.
Наращивая скорость, лава устремилась вперед. Одни, привстав на стременах, посылали вперед стрелу за стрелой, другие перекидывали на руку длинную пику, до того висевшую в петле за спиной…
…Крайние в каждом ряду внимательно оглядывали окрестности, поэтому красно-белый конский хвост заметили, едва лишь он показался над бурыми верхушками сухого камыша. Так и есть – идут, голубчики.
– Во-оротись! – протяжно отдал приказ Годред, и стена щитов развернулась, оказавшись спиной к побоищу на реке и лицом к наступающей коннице.