Судя по заминке, пребывание северян на льду для хазар оказалось неожиданностью. Но дивились они недолго, а лишь огляделись и стали разгоняться. Полетели над рекой знакомые боевые кличи. Лед крошился под шипастыми подковали и разлетался белым облаком брызг. У Годо вскипела кровь – так ясно вспомнилась та битва на берегу Итиля, будто была вчера. Снова запахло пылью и растоптанной полынью, а душу наполнила ярость и боль – за тех парней, что были зарублены у обрушенных шатров, безоружные, полусонные, не понимающие, откуда этот ужас в мирной стране… Даже вновь заболели три шрама на лице, взывая к мести.
– Улла! Улла!
От этого воя загорелась голова – прилив жуткой ненависти толкал рвать и грызть «вошеедов» под их хвостатым стягом.
– Дренги! – заорал Годо. – За Итиль! За наших братьев!
– За братьев! – десятками яростных голосов откликнулись хирдманы.
Заморцы поддержали их – вид хазарских всадников, их голоса всем напомнили избоище на Итиле, тогдашний ужас, растерянность, боль и гнев. И столько неукротимой злобы было в этом крике, что лучше бы хазарам было сразу поворотить коней, но – поздно. Разогнанная лава неудержимо накатывалась на русский строй. Уже можно было ясно разглядеть передних всадников. Но те были не то что арсии, закованные в железо с головы до ног – только у мчащихся впереди были шлемы и кольчуги, а следом шел народ победнее – в меховых островерхих шапках, без доспехов. Эти на скаку даже вырвались вперед – видать, считают себя бессмертными.
Многие всадники, правя конем лишь при помощи ног, в руках держали луки. Первые хазарские стрелы упали на лед перед стеной щитов, но лава неслась вперед едва ли не быстрее стрел, и миг спустя стрелы уже втыкались в щиты, с треском впивались в кленовые доски, обтянутые кожей. Лед Угры содрогался под сотнями копытами, наводя на мысль о черной бездне, куда вот сейчас может рухнуть любой, кто на нем стоит.
Передовые всадники все ближе… Еще ближе…
– Бей! – рявкнул Годо.
Десятки стрел ринулись из второго-третьего ряда навстречу лаве. По хазарам словно железный град ударил – полетели кувырком раненые кони, другие по-прежнему мчались, но с пустым седлом, а всадник со стрелой в груди опрокинулся назад и исчез. Лава смешалась: кони налетали друг на друга, толкались, иные спотыкались о собственных хозяев, слетевших под копыта.
Однако движение лавы вперед продолжалось. Вот-вот она накатит, и последует сокрушительный удар. Головы в шлемах пригнулись к кромкам щитов, частая щетина копий опустилась, длинные древки уперлись в лед, задние ряды подперли передние, готовясь встретить мощный толчок.
Еще миг – и летящая конница врезалась в русский строй. Закричали кони, напоровшиеся на копья; ряды бойцов содрогнулись, но не разорвались, устояли, выдержали первый, самый мощный натиск.
А затем сами шагнули вперед…
…Азар-тархан так и не понял, что произошло. Лава мчалась на плотно сбитый русский строй; вот-вот он дрогнет, треснет, подастся в стороны, чтобы не попасть под копыта и удары клинков, не быть растоптанными неудержимым губительным валом. Вперед вырвались самые отважные, жадные до боя паттары – такие в каждой дружине есть, они пристают к всякому бию, кто идет в военный поход, все равно куда.
Ударили стрелы – кого-то рядом вынесло из седла. Так всегда бывает.
Вот лава врезалась в пеший строй. Азар вскинул меч, готовясь рубить, преследовать бегущих и снова рубить сверху вниз. Но простора для ударов не было, он даже не видел врага – впереди была мешанина из людских и конских тел, его кобыла скакнула в сторону, чтобы не споткнуться о другую, упавшую.
Сзади налетел еще кто-то из разогнавшихся всадников. От толчка Азар покачнулся в седле; удержался, но на миг потерял из виду место боя. А когда глянул вперед, обнаружил, что прижат к самому русскому строю – тот не рухнул, как должен был, а устоял и даже продвинулся навстречу.
Это что – пешие наступают на конных? Стыр Хуыцау, как такое возможно?
По шлему звонко щелкнула стрела. Перегнувшись с седла, Азар рубанул мечом бородатого здоровенного руса, сунувшегося с топором к самой морде лошади, но тот ловко закрылся щитом. Азар отметил краем глаза, как рядом кого-то тащат с седла, надавил пяткой конский бок. Умная кобыла начала пятиться, чтобы развернуться в тесноте.
Но развернуться они не успели. Широкое жало копья ударило лошади в пах, и она взвилась на дыбы. Силясь удержаться в седле, Азар вцепился в поводья; опытный воин, прошедший десятки битв, он ничего не мог сделать, когда лезвие ростового топора ударило прямо в лицо, вминая наносник шлема в кости черепа, и смело с седла на обжигающий кровавый лед…
…Остановить бегущую конницу Карабай сумел только у самой границы камышей, откуда они начинали разгон.
– Стой, стой, шакалы! – надрывался он в бессильной ярости, потрясая плетью. – Ишак дери вашу бабку!
Мало-помалу уцелевшие всадники остановились – опомнились при виде стены деревьев впереди.
– Где наш бек? – выкрикнул Карабай. – Кто-то из вас его видел, шайтуновы дети?