Хазарский меч

…Оди́н есть. Свен знал в лицо тархановских воевод, и одного, и второго, да их нетрудно было отличить по богато украшенным шлемам. Больше ему шлем не нужен – нету головы. Вчера вас было двое и нас двое, потом нас стало… один, но теперь и вас один. Зарубив одного из здешних воевод, Свен не ощутил особого торжества, лишь отметил – мы посчитались. Но это войско посчиталось с войском. Сам он еще не посчитался с тем псом, который… стрелял в Годо. И пока тот пес топчет землю, каждый миг оставался для Свена мученьем.

Сейчас, когда пришло время драться, когда вокруг кричал сотней голосов бой, когда смерть летела к нему со всем сторон и разливалась от клинка Стража Валькирии, Свен задышал легко, почти как прежде. Гнетущая тоска и боль не посмели пойти за ним на тархановский вал, остались где-то позади.

– О́-о-о-ди-и-ин! – закричала Свен, стоя над телом того, в шлеме.

Видишь, Властелин Ратей, вот первый дар для тебя.

В своем голосе Свен услышал голос Годо – раньше всегда старший брат призывал Бога Битв. Голоса их были похожи – родные братья, как-никак, – и у Свена было чувство, будто не он, а Годо сражается сейчас здесь, Годо наносит удары. Годо отмстил за свою смерть… и еще будет мстить.

– Р-р-р-у-усь! – ответили ему сотни голосов.

Русы уже в двух местах ворвались на вал и теперь теснили местных. Вон какой-то старик – из-под валяной шапки видны седые космы, – спиной к нему отбивается от наседающих снизу русов. Пошатнулся, взмахнул руками и полетел вниз – с вала ударили копьем. Между двумя его товарищами остался пустой промежуток. Свен прыгнул вперед и двумя ударами меча закончил дело.

Волна нападавших перехлестнула вал. Здесь битва заканчивалась, стремительно перетекала внутрь городца. Тархановцы бежали к постройкам, надеясь то ли укрыться и спастись, то ли чтобы обороняться в избах. Издали казалось, что на валу густо от войска, но вблизи выяснилось, что мужчин здесь немного, всего несколько десятков, а основная толпа – отроки и бабы. Не раз и не два на кого-то из русов кидалась озверелая баба с топором в руке или тыкала рогатиной из-за угла, а девчонки, затесавшись среди подростков-отроков, с близкого расстояния пускали стрелы в бойцов. И впрямь здесь не то, что в других городцах и весях, здесь как будто даже бабы и девки – оружные.

Как там дела на другом краю вала, ближе к дубу, отсюда было видно плохо, но и оттуда был слышен шум сражения.

– Дренги, за мной! – рявкнул Свен.

Спрыгнув внутрь городца, он побежал вдоль вала, мимо заваленных бревнами ворот. За ним посыпались хирдманы – съезжали и скатывались по склону, чтобы не терять время, теснясь на всходцах, которыми обычно пользовались сами жители. На бегу Свен слышал спереди крики и звон железа, но схватиться с врагом не успел: пока добежали, Халльтор со свеями здесь все закончил. Повсюду алели потеки крови и лежали неподвижные тела. И тоже – щуплые отроки, седые старики…

Один из свеев сидел на земле, другой поспешно перевязывал ему ногу.

– Ого! – увидев Свена, тот показал ему на лежащее рядом тело. – Видал?

Женщина, а возле нее топор. В двух шагах еще одна, с рогатиной под рукой… Непростая была баба, отметил спро себя Свен, вон какие узорочья на очелье богатые, прямо звезды небесные…

– Эй, Свен! – Из толпы тяжело дышащих хирдманов выступил Халльтор. Из разбитой верхней губы ярчайше-алая кровь текла на его светлую бороду. – Мы тебе подарок приготовили. Ну, где моя гривна?

…Со стороны дуба сражение пошло так же, как и близ оврага: русы вырвали кусок плетня длиной шагов в сорок и, под прикрытием стрелков, густой толпой полезли на вал. А когда они там оказались, ближний бой вышел коротким: старики, отроки, немногочисленные уцелевшие оружники не могли долго сдерживать превосходивших числом хирдманов.

Один, другой, целая толпа – чужие люди скатывались с вала, бежали вниз по сходу, гоня перед собой уцелевших защитников и настигая их. Везде мелькали их низкие варяжские шлемы с полумасками, большие круглые щиты. Стоял крик, лязг железа, треск дерева. Совсем рядом, у дверей, у летних печей, на том самом месте, где женщины каждый вечер судачили о всякой безделице, пока в горшках томилась каша, и дети играли и носились вокруг них… Теперь там лежали тела – мужчин, отроков, женщин. Русы рубили всех, кто попадался на глаза, не разбирая… Этот страшный сон никак не кончался, сто лет простоявший Тархан-городец неудержимо катился к страшному концу, и у самих богов не было сил удержать его.

Хастен бился на гребне, как бешеный, не глядя по сторонам. Увернулся от ростового топора, спрыгнул с вала – отступать дальше было некуда. Рядом сыпались с вала и другие тархановцы, мертвые и еще живые. Катились по земле, пытались встать, подбирая свое оружие. Иные не успевали.

– Ко мне! – закричал Хастен, рахмахивая топором. – Хазар-Тархан!

– Держимир! – ответили ему голоса, но всего три или четыре.