Дрожали их пальцы, дрожали голоса. Выпевая протяжные свадебные песни, они расплели Уневе волосы и стали расчесывать. Бросив взгляд по сторонам, Мирава заметила, с каким напряженным, потрясенным внимание смотрят на них русы. Без женского убора, с незаплетенными волосами Унева мигом стала той, кем была совсем недавно – юной девушкой, едва раскрывшимся голубым цветком. Лучи красоты и прелести расходились от нее, как от солнца, во взглядах мужчин светилось восхищение. Но с ним боролся тайный ужас – такими волосами русалки, мертвые невесты, заманивают живых мужчин. Унева еще не там, но уже и не здесь, она как тень между светом и тьмою. Потому и красно ее платье – не белое и не черное. В красной крови рождающийся младенец переходит из тьмы в свет, в крови человек порой уходит из света во тьму. И свадебное платье – красное.
Но вот глаза Уневы закрылись, она покачнулась, и женщины, бросив наземь гребни, подхватили ее под руки.
Пожалуй, хватит. Мирава убрала горшок и поставила на снег, перевернув кверху дном. Унева стояла, слегка покачиваясь, рот ее приоткрылся, на лице проступило выражение блаженства.
К ней подошли несколько русов – сам боярин Свенельд, Тальвор, еще некоторые, кого Мирава не знала. На снег перед Уневой положили красный щит с вороном. Взяв Уневу под локти, – она и не заметила, что теперь ее окружают другие люди, – усадили на щит. И стали поднимать.
– Держись за край, – Мирава сама положила ее руки на края щита, и та полубессознательно уцепилась за них.
Четверо мужчин медленно поднимали Уневу – она была такой легкой, что и двое справились бы. До груди, потом до плеч. Убедившись, что она сидит довольно прочно и держится, они распрямили руки, и Унева вознеслась над головами толпы, выше крады, на которой лежал ее новый муж. Она могла бы посмотреть на него сверху, если бы открыла глаза. В красной одежде, с длинными светлыми волосами, с ее юным белым лицом, она как никогда была похожа на солнце, восходящее к своему небесному жилью.
– Открой глаза! – крикнула ей Мирава. Кажется, Унева только ее одну и могла слышать. – Смотри! Ты видишь твоих родичей?
Унева медленно подняла веки. Поверх крады, поверх поля и людских голов взгляд ее был устремлен куда-то на небокрай, где серые облака слегка расходились, открывая бледно-голубую полоску – как чистую воду среди льда.
– Я вижу, – медленно заговорила она. Голос ее звучал тихо, но сотни мужчин затаили дыхание, и он ясно разносился над их головами.
– Кого ты видишь? Ты узнаешь их?
– Да… Батюшка… Будь жив, родимый! Матушка… Родная моя, вот радость-то… Братья мои… Прибиша… Видонежка… О, Заволодко… Унеся! – Она слегка подалась впреед, и Мирава испугалась, что сейчас Унева упадет с щита. – Сестра моя дорогая… Родные мои, а где муж мой? Он с вами?
– Опускай! – велел Свенельд.
Щит с сидящей девой быстро опустили наземь.
– Почему мне не дали его увидеть? – Унева огляделась, но, кажется, совсем не понимала, кто вокруг нее. – Он мог показаться…
– Ты сейчас пойдешь к своему мужу, – сказал Свенельд, но было непонятно, услышала ли она его.
Он сделал знак своим людмя, и они под руки подняли Уневу с щита. Она могла стоять, но покачивалась, как березка, голова ее клонилась. У Миравы перехватывало дыхание – Унева, эта юная и прекрасная дева, носящая в себе жизнь, способная жить долго и многим дать жизнь, уже стояла на грани Нави, и ветры Темного Света пронизывали ее насквозь. И не было ей пути назад.
Свенельд развязал красный пояс Уневы, такими уверенными и властными движениями, что у Миравы оборвалось сердце. Только муж имеет право развязать пояс жены, только в ночь после свадьбы это делает жених. Свенельд как будто… В иных родах водится, что не жених проводит первую ночь с новобрачной, а его отец или брат – и Свенельд все равно что овладевал ею у всех на глазах, тем самым закрепляя брак своего родича.
Крытый красной шерстью кожух распахнулся, открыв тонкую белую шерсть и узорный шелк вершника. Один заморянец – он хромал, и его скуластое светлобородое лицо казалось скорее добродушным, чем жестоким, несмотря на свежую кровавую ссадину на верхней губе, – оказался у Уневы за спиной. Двое отоков держали ее под руки. Быстрым, хищным движеним заморянец накинул веревку сзади на горло Уневе, так что она обвилась вокруг шеи, а концы остались у него в руках. Потом кивнул: готово. Свенельд подошел к ней спереди. В руке его был длинный прямой нож.
– Отдаю тебя брату моему, Годреду сыну Альмунда, служи ему верно и вечно. Да примут вас обоих боги, – сказал он и тоже кивнул заморянцу.
Дальше все свершилось в один миг – заморянец сильно дернул сразу за оба конца веревки, а Свенельд всадил нож Уневе под грудь. Мгновенно убитая сразу двумя способами, она рухнула бы, если бы отроки не подхватили ее под руки и не уложили наземь.