Хазарский меч

Глянув на пса, Мирава мысленно порадовалась, что у ее старого Ежика шкура песочно-желтая, а голова пепельно-серая и в погребальные спутники, проводники на тот свет, он не годится. Нашла о чем тревожиться!

Русы стояли между крадами плотной толпой и ждали. Чуть в стороне горел костерчик из сучьев орешника и поленьев ольхи – это Мирава велела отрокам приготовить такой. Мирава шла первой, за Былемиром, и несла горшок, где внутри были два мешочка с травами. Ей удалось отыскать в Дивеиной укладке бешену-траву и ясенник. За нею Вербина и Годома вели под руки Уневу.

«Хорошо, не из наших кто», – сказала какая-то из кучки женщин, когда их выводили из Овчановой избы. Да, тархановские женщины не считали Уневу полностью своей – она ведь не прожила с ними и пяти месяцев. Не успела родить дитя в Тархан-городце, а значит, не приобрела с ним настоящей кровной связи. Отдать ее русам было куда легче, чем Вербинину дочь Вересю, или Милочаду, или Утицу. Или даже ее, Мираву, – к ней за пять лет все привыкли, и у нее дважды рождались чада истинно тархановского рода, правнуки Илман-паттара, спутника самого Хазар-Тархана. А что не выжили – так богам поглянулось, нет таких баб, у кого ни единого чада не умерло.

Почему-то сейчас Мирава опять думала о своих покойных чадах, хотя мало что на свете менее способно было о них напомнить, чем толпа рослых, угрюмых русов. На их обветренных бородатых лицах, где тяжелая бродячая жизнь пропахала борозды ранних морщин, отражалась неподдельная скорбь – похоже, не один Тальвор считал покойного лучшим воином на свете. Вербина рассказала Мираве, как он в одиночку чуть было плетень не свернул, и стрелы его не брали. Мощь, сила и боевая ярость его были свыше человеческих, да, видать, у Хастена стрела нашлась заговоренная, шептали бабы. Хастен-то сам с того света вернулся – видать, отправили его оттуда за другим витязем.

И вот этот витязь лежит в лодке, вознесенный над землей, готовый по огненным волнам отплыть в небо. Ждет только свою невесту.

– Он был женат? – шепотом спросила Мирава у Былемира.

– Нет. Он был обручен с дочерью Олава… это наш князь, из Хольмгарда.

– Опять Ульвхильд без мужа осталась, – тоже шепотом добавил Тальвор. – Судьба, знать.

Унева шла спокойно, не противясь своей доле и даже не плача. Об этом позаботилась сама Мирава. Поняв, что именно им предстоит, она для начала уговорила Уневу выпить отвар нивянки, вьюнка и сон-травы. Никогда раньше Мирава не готовила таких отваров, но будто кто-то другой водил ее руками: чего сколько взять, когда положить, сколько варить. Теперь Унева будто дремала с открытыми глазами: ею владел покой и полное безразличие ко всему, что происходит вокруг и даже с нею самой. Она была одета в самое нарядное свое платье – красную поневу, белый вершник, богато отделанный узорным красным шелком, закутана в кунью шубу – из приданого княжеской дочери. На руках ее были и обручья, и перстни, на груди снизки из самых лучших бус в два ряда.

Мирава вынула из горшка мешочки с травами и вручила его Былемиру, кивком давая понять: пора. Он отошел к костру и нагреб там в горшок пылающих углей из древесины ольхи и лещины.

– Отойдите, – шепнула Мирава женщинам и отрокам.

Развязав мешочки, она высыпала травы на угли. Поднялся белый дымок, поплыл сладковатый запах…

Стараясь не вдыхать его, Мирава подняла горшок и поднесла к самом лицу Уневы.

– Дыши, – велела она. – Дыши глубоко, вдыхай этот дым. И ты увидишь твоих родичей, очень скоро, сейчас. Они позовут тебя, и ты пойдешь к ним.

– Хорошо… – тихо ответила Унева и слабо улыбнулась. – А он… месяц мой ясный будет там?

– Само собой, как не быть? – шепотом ответила Мирава.

Наверное, она спрашивает о Ярдаре. Унева понимает, что ей предстоит путь на тот свет, но не понимает, что сейчас ее отдают совсем другому мужу.

«Я поеду с тобой! Я не боюсь, не боюсь! Пусть месяц светит… Только чтобы с тобой вместе. Не оставляй меня больше, мне все равно без тебя не жизнь»…

Прежний ее муж на том свете, и новый там же. Она идет с охотой, думая, что ждет ее Ярдар… и пусть эти двое сами решают, чья она теперь.

Унева послушно вдыхала дым из горшка, Мирава старалась дышать, отвернувшись. Тем временем Вербина, тоже дыша в сторону, чтобы не наглотаться дыма бешеной-травы, сняла с головы Уневы убрус и волосник, развязала косы, уложенные вокру головы. Они с Годомой вдвоем стали их расплетать.

– Отставала лебедушка, да отставала лебедь белая… – негромко запела Вербина, – прочь от стада лебединого…

– Да приставала лебедушка, – подхватила Годома, – приставала лебедь белая – ко стаду, ко серым гусям…