Хазарский меч

– А говорили, – подсказал кто-то из русов. – Те еще пленные, с Угры. Что, мол, хазары обещали подмогу от люторичей с Дона…

– А! И что – их еще ждут?

– Да скоро ждут, гонец вроде был… – начала Мирава и осеклась.

Может, вот этого и не следовало говорить, пронеслось в голове. Может, если люторичи и правда подойдут, пока эти русы еще здесь, они смогут разбить их и освободить… всех, кто еще жив, и Ольрада…

– Женщина! – Боярин тоже слегка наклонился вперед. – Ты не будешь мне лгать, когда твой муж у меня в руках и я могу лишить его жизни в один миг. Что там говорили у вас про люторичей?

Мирава молчала, лихорадочно пытаясь сообразить, что теперь может выйти. Люторичи придут… будет опять сражение… Здесь, в городе… Спасет это ее и Ольрада, Хельва и Вербину? Погубит?

– Посмотри на меня.

Голос вождя звучал негромко и вроде бы без напора, но была в нем такая сила и привычная властность, что Мирава поневоле взглянула в его глаза цвета желудя. Он смотрел прямо на нее, его взгляд прояснился и обрел такую твердость, что пронзил Мираву, как клинок из бронзы.

И вдруг она охнула, немного подалась назад, глаза ее расширились.

Отроки вокруг боярина разом дернулись и завертели головами – на лице женщины отразился испуг от близкой опасности, но они не видели никакой опасности! В избе не было никого чужого, кроме нее самой.

Сам боярин не вздрогнул, но повернул голову и посмотрел себе за спину.

– Я вижу там… белую жену… – прошептала Мирава. – Она стоит… у тебя за плечом.

Она напряженно вглядывалась, но не узнавала ту женщину. Это была не Звездана и не Светлава, а кто-то совершенно незнакомый.

– Как она выглядит? – больше не оборачиваясь, спросил Свинтил.

– Она… высока ростом… могучего сложения… у нее суровое лицо и вся одежда бела как снег.

– Она… печальна?

– Да. Вот у нее слезы… потекли из глаз.

– Она чего-то хочет?

– Она… показывает на тебя… – зачарованно шептала Мирава, желая и не находя сил отвести глаза от видения. Она не хотела говорить эти слова, но ее заставляла чужая воля. – И прижимает руки к сердцу… и поднимает руки, будто хочет достать до неба. Опускает их и простирает над твоей головой… Она говорит…

– Что она говорит? – сипло и напряженно повторил Свиндил.

– Он говорит… Вас было двое… я служила вам… Сделай что должно… я буду верно служить тебе одному… Ты не утратишь меня, оттого что утратил… Год… не разберу…

– Я знаю.

– Проводи его с честью, и я останусь с тобой.

У Миравы закружилась голова; глаза жгло, она зажмурилась, прижала к лицу ладони и склонилась к коленям.

В избе было тихо. Потом кто-то из мужчин потрясенно вздохнул.

– А она правда сильная ведунья… Да, Свен? – сказал рыжебородый.

Мирава выпрямилась и увидела, что боярин сидит так же, как она – склонившись и закрыв лицо руками. Потом он медленно разогнулся, потер глаза. Взглянул на Мираву. И вид у него стал такой обессиленный, как будто он все это время скрывал терзающую боль и она истощила его терпение.

– Ты ранен? – вырвалось у Миравы.

– Нет. Да. – Он прижал руку к сердцу и потер, будто рана была там. – Я вижу… ты непростая женщина. Ты умеешь видеть… то, что другим недоступно. Слушай. Я могу исполнить твои желания. Я не буду продавать твоего мужа, пусть он, как оправится, отработает… если хороший кузнец и делает такие… – Он взглянул на узорные кольца, лежащие возле него на столе, но вполне равнодушно. – А ты сама сможешь идти куда хочешь, я не стану тебя удерживать. Но ты говори мне, если опять увидишь эту белую женщину.

– Хорошо, господин. – У Миравы живее забилось сердце, когда он упомянул об Ольраде. – Но я знаю, куда я хочу пойти. Туда, куда пойдет мой муж, куда же еще?

Свиндил кивнул, отпуская ее, и Мирава вышла во двор. Уже совсем стемнело, но посреди двора горел костер. Отроки, обгнав ее, направились к воротам, на ходу обсуждая возможное появление люторичей. А Мираву отвели в Братилину избу, где сидели женщины.

Вербина и Годома уже были здесь.

– Ох, что мы видели… – зашептала Вербина, когда Мирава, едва помня себя от усталости, без сил опустилась на кучу соломы в углу.

– Нас покойника обмывать водили, – зашептала с другой стороны Годома. – У них убитых-то десятка два, а мыли мы одного. Ох и красавец!

Мирава в удивлении глянула на нее – трудно было поверить, что покойник, да еще рус, окажется «красавцем»! Мельком вспомнилась та сказка про жениха-мертвеца – тоже красавец был…

– Молодой еще, здоровенный, как бортевая сосна, телом хорош, будто сам Ярила. На личике только три рубца красных, а так бы прямо Перун молодой!

– Это их тот боярин, – пояснила Вербина. – Их было два брата, старшего Хастен в первый же вечер застрелил – у него стрела так в боку и сидит, древко отломали, а наконечник не вынуть. Младший вон остался. Велели нам его обмыть и одеть, кафтан багдадский не пожалели. Завтра будут на краду класть, сказали.

– Ну, а ты где была? – полюбопытствовала Годома.