Хазарский пленник

Выходя, молодой оруженосец подумал, что на пиру никто не пьёт хмельного. Старики предлагали князю какое-то питьё, говорят, из молока кобылиц, но пьяных нет, а оно и лучше. Никто не хватает за грудки, не орёт оглашенно, не норовит показать силушку да удаль. Может, и обойдётся без мордобоя, без покаянных слёз поутру? А ещё интересно, какая князю достанется невеста? Вот об этом он и спросит сейчас девиц, только как спросить? Это ведь не на солнце указывать, как им растолковать, что князь станет мужем одной из половецких девушек?

— Ну что, красавицы, пойдём, что ли? — спросил он и проклял собственные уши, подозревая, что они снова наливаются маковым цветом. — Кто у вас коваль? Надо стремя приладить. Что не понимаете? Коваль? Ну, это мастер по металлу. Кто коня куёт? Монисты и украшения ладит?

Девушки весело переглядывались и ничего не отвечали. Да, непросто стать толмачом. А ведь надо.

Тёмка достал походный нож и присел. Скоро начертил молот, наковальню и, привстав, показал, как кузнец плющит поковку.

Девки засмеялись, но поняли. Ухватили его за руку, повели куда-то и принялись втолковывать своё. А что, разве разберёшь? Да ему и не важно. Приятно было просто идти с ними, чувствуя горячие руки и скорые пальцы красавиц, примечая, что он им действительно интересен, что именно он сейчас важен, может, даже важнее князя и Августа.

А день уже завершался, и солнце, скрытое склоном дальней возвышенности, озаряло тихие облака неподобающе яркими цветами, никакое золото не могло сравниться с этим блеском, и Тёмка даже замер, заворожённо глядя на закатное чудо. Девицы остановились и удивлённо вскинули брови.

— Краса! — сказал Тёмка и повёл рукой, пытаясь обнять небосвод. — Понимаете? Краса! Вы тоже — красавицы! А красный цвет вот он. Это красное!

Кажется, его поняли. И он поверил, что сумеет растолковать смуглянкам о князе и о невесте. Только разве это сейчас важно? Он жив, молод, и впереди столько всего... а ведь несколько дней назад не верил, что уцелеет. Мечтал о мести Горбаню. О том и молил неведомого бога перед смертью, бога, которому люди никак не найдут имени.

Но бог услышал.

Наверное, он всё же есть.

Иначе кто создал эту невиданную, неописуемую красоту и этот завораживающий блеск выгоревших волосинок на руках его смешливых проводниц? А может, это не важно? Как не важно само имя бога, достаточно того, что он есть? Достаточно того, что изредка справедливость торжествует, а злодейство карается. И в этом мире всё ещё хочется жить! Даже ему, подранку с перебитой лапой.

Эпилог

Принцесса Анна не притронулась к еде. Всем телом, не только холодностью лица, она выражала негодование и презрение. Делила хлеб с императорами, но не признавала за ними права губить её жизнь. А как иначе назвать придуманное братьями сватовство?

— Вы послали людей в Киев, даже не спросив меня? — наконец высказала возмущение порфирородная принцесса.

Пригубив прохладного вина, разбавленного водой и подслащённого в меру, как она любила, принцесса глянула в упор на Василия. Он всё решает, Константин мягче, да и не принимает дел империи близко к сердцу. Ему важней собственное благополучие, пирушки с друзьями, распутные женщины.

Стояла прекрасная погода, столешница мягко отражала солнечный свет и, казалось, сама излучала жар. Может, потому даже прохладное вино кажется тёплым, безвкусным?

Тонкие рукава шёлкового хитона так и горели в лучах прорвавшихся лучей, кольца и камни сверкали, но ничто не радовало Анну. Ни тёплое утро, ни изысканная еда, ни мягкость братьев.

— Послали, — не стал отпираться Василий. — Не злись. У нас нет выбора. Варда Фока объявил себя императором. Армия за ним. Флот колеблется. Но скорей всего, примкнёт к войску. И что прикажешь делать? Смириться? Вместо Цимисхия посадим Фоку? Так и будем менять претендентов, оставаясь прислугой стратигов?

— Не забивай мне голову заумной чепухой, — ответила Анна. — Безвыходных ситуаций не существует. Отдавать сестру на поругание... этому нет оправданий. Северный варвар станет моим мужем? Это счастье? Это спасение? Вы покупаете своё спокойствие? Цена — моя судьба?

Константин взмахнул руками, поперхнулся и едва не выплеснул вино на скатерть. Что-то показалось ему глупым до абсурда.

— Покупаем? Да ты хоть представляешь себе, что происходит? Нет, ты слушаешь служанок, собираешь сплетни, а подумать не пыталась! Василий прав, нет выхода. Придёт Варда Фока, и что? Кто спросит твоё мнение? Выдаст за любого араба, за печенега или болгарина. Что ты выгадаешь? Кому пожалуешься? Василий вон даже к Феофании ездил, придумал...

— Помолчи! — прервал брата Василий. — Ты что-то разошёлся. Прикуси язык.

Он отодвинул тарелку с любимой фасолью, вздохнул и невесело улыбнулся Анне: