Хазарский пленник

— Это где мы? — спросил Макар, но голос его заглушило мерным громыханьем. Накатывал ливень. Вдали молнии рассекали небеса и яростно поливали тугую упругость степи. Здесь едва капало, но чувствовалось: скоро прорвётся незримая препона и тяжкий дождь обрушится на летнюю землю.

— Чего гадать? — крикнул Тимка. — Идём над рекой, там и смекнём!

Владимир хотел согласиться, но в мгновение тишины услыхал, как чертыхнулся Савелий, и невесело засмеялся Крутко.

— Что? Чего скалишься? — озлился он. — Говори!

— Сам не видишь? Мы ниже вышли... ниже стана, к реке! Сам леший нами вертел! Не иначе!

— Как ниже? Как? — вскинулся Макар.

Владимир не стал спорить, огляделся и запоздало постиг правду. Они действительно сомкнули круг, вышли к месту, с которого бежали, только на пару вёрст ниже по течению. Вместо желанной дороги на Киев перед ними лежала грозовая степь, а хазары и ограбленный караван близко. Впереди, а не за спиной! Если б не утренний ливень, смешавший небо с землёй, шумно поливающий густые заросли, если б не ворчанье грома, может, и повозки б разглядели!

— От братья, как бывает! — натужно улыбнулся княжий сын и, склоняясь к друзьям, наказал: — Пройдём по-над берегом! Спустимся к воде и пойдём!

— Куда? К купцам? — Макар схватился руками за голову, не веря услышанному.

— Они уже снялись! Скорей всего, ищут нас, верно? Пойдём по следам, по кругу, слышите? Чуть рассветёт, отвернём к закатной стороне, тогда уж не ошибёмся. Ну, двинули! Чего стоять? Первые вёрсты пройдём шагом, а после согреемся...

Он снова вёл отряд, хотя веры в успех, подобной звонкой песне, не было. Знал одно: кто горюет и отчаивается, гибнет в первую очередь. А ему — воеводе куцего воинства — не пристало выказывать слабость. Леший ли их завёл, степь ли подшутила, неважно! Кто хочет выплыть — гребёт, кто стонет — захлебнётся!

Усталые, мокрые, продрогшие и злые, они крались вдоль берега, моля Даждьбога о милости. Кто скроет их, кроме него? Кто спасёт? Или они прогневили скотьего бога — всесильного Велеса? Угнали лошадей, а ему не нравится воровство? А может, виной всему дым, коим Владимир нагонял сон на стражу? Чего гадать? Поздно... поздно жалеть о содеянном, надо уносить ноги.

— Скажи, Влодко, а что станешь делать, коли отец не даст рати? Не даст города? — спросил Макар. Он, как и все, ждал перемен в судьбе друга, зная, что Святославу нужны верные посадники. Вятичей нужно придержать, Тверь никак не смирится с властью Киева, да и в степях не хватает дружины. Встречать печенегов — задача воина. А крупные города пока Владимиру не доверят. На то есть старшие братья, Ярополк да Олег. Ярополк совместно с отцом сидит в Киеве, а Олег неподалёку в Овруче. Они уже княжат, не то что Владимир. В Новгороде всё больше слушают Добрыню, а не молодого Владимира. И это обидно.

— Ныне не даст, завтра даст, — ответил друг. Ему неприятно думать о плохом обороте, устал ждать лучшего. И Макар понял, отстал. Хотя и ему, и всей ватаге хочется поскорей покинуть Киев и жить своей жизнью, полагаясь на отвагу, верных друзей, воинское счастье да удачу.

— Что будет, то и будет, — басит Савелий, с укором поглядывая на Макара, мол, что ж ты бередишь рану. — На нашу душу хватит ратных дел. А Киевом править или Коростенем — это как князь решит. Всюду нужно умение да сноровка.

Всё свершили как задумали. Отсчитали вёрсты, взобрались на возвышающийся берег, стараясь выглядеть опасность, — и снова не смогли понять, где оказались. Добро хоть каравана не видно, но и места стоянки не найти. Виновен ливень? Легко сказать, но дождь уже почти стих, светло, часть неба быстро очистилась от мрачной серости. А всё равно не узнать места. Как в таком разе высмотреть следы? Куда двигаться? Навстречу проклятым купцам?

— Не робей, хоробры! — твердит Тимка, изгоняя собственный страх. — Теперь видать, где восход, где сторона закатная. Не заплутаем.

Верно. Теперь надо пройти глубже, отбежать от реки, а потом уж сворачивать к северу. Так и поступили, поставив первым Савелия, сам вызвался, осерчав на проделки лешего. Бормоча под нос заклинания, отправились вслед за провожатым. Владимир ехал в хвосте, что не мешало ему спорить с Макаром, не к месту пошутившим над горе-конокрадами.

— То разве просто лошади? — возмутился атаман. — Или мы глупцы азартные, за славой погнались да за удалью? Нет, Макарушка, то небесные скакуны, тонконогие, высокие, крепкие. Такой конь — основа конницы Византии, берёт и всадника, и всю стальную тяжесть. Сам видел копьё рыцарское, не чета сулице, помнишь? А конская бронь, её ведь не каждый на коня вскинет, пластины железные, кольца, нагрудник. Наши лошадки того не выдюжат. Понимаешь? И где прикажешь брать лошадей для войска? Закупать?

— Верно, Володко, — гудит Савелий. — Будут свои лошадки, будет и приплод.

— А что? Будет и табун, если сумеем схоронить скакунов. Найдём где, у нас лесов хватает.

— Что войско ныне на рослых конях, то всем ведомо, — откликнулся Крутко и вскинул руку. — А погодите-ка! Сейчас не о конях спор, время разобраться, куда бежать!