Хегальдины

– Говорили, что именно оно связано с сердцем.

– И дедушка тебе подарил свое перо? – бормочет Гремори, не отрывая губ от края стакана.

– Да. Он подарил его в третью нашу встречу. И все верили, что если любовь юноши искренняя и настоящая, то перо никогда не испортится, и будет оно таким же белым и свежим, каким было в момент, когда его подарили. Мы, признаться, не задумывались над правдой, но такой жест казался очень романтичным. Твой дедушка подарил мне его в деревянной шкатулке, сказав… Ты устал? Может, хочешь спать?

Широко зевая, Гремори отрицательно качает головой.

– Я никогда с того момента не открывала шкатулка, ведь не было даже мыслей усомниться в его чувствах. Он всегда был рядом. Я уже и позабыла о ней, пока снова не заскучала. Ну? Пойдем, я отнесу тебя в постель.

– Нет, ба, расскажи еще, – протестует Гремори, но не сопротивляется.

Аванна относит внука на кровать, и прохлада простыней остужает интерес того. Она возвращается к шкатулке. Ее пальцы убирают железный крючок с крошечного гвоздя, медленно поднимают крышку. Улыбка, и влажный блеск в серых глазах, в которых отражается белоснежное перо. Именно такое, каким она помнила много лет назад.

Гремори просыпается, потирая глаза; он встряхивает крылья, зевает, а после идет на кухню, где бабушка уже сидит за окном. На столе чашка горячей овсяной каши.

– Ба, сегодня выходной? Пастырь Корд говорил о новой церемонии для принца Вассаго.

– Нет. Церемонии как таковой не будет. Принц Вассаго будет взлетать без тех оваций, что получил гиос Лераиш. Но получит в полной мере, если вернется с триумфом. Так что завтракай и собирайся в школу, мама тебя заберет потом.

Вчерашний день все еще кажется тем отрывком прошлого, который ошибочно помещен в раздел тлеющих снов. И хотя казнь вселила страх в присутствующих на церемонии, никто не желает прилюдно обсуждать произошедшее. Только вкрадчивый шепот, что слетает с одних уст и клеится к другим – ведь так распространяются истории, облачаясь новыми деталями.

Несмотря на давление пастыря Корда, большинство предпочло удалиться с церемонии, которая превратилась в религиозное линчевание. Остались лишь те, кто не видел глаз шейдима Лераиша. Кто слышал только крики и не видел черной крови.

Гремори слышит голоса учителей на крыльце.

– Вместо уроков, будет проповедь пастыря Корда! Внимание всем. Урок полетов не состоится, а остальные отменены!

– Да кому он нужен, урок полетов. – слышит Гремори чей-то недовольный голос среди общего шума и шуршания крыльев. Одни «серые». Кажется, что он только сейчас замечает – вокруг нет ни одного ребенка «летуна». Лишь «серые», отделенные невидимой чертой от тех, у кого есть достаток и власть, кому все это дало возможность летать. И снова то чувство, которое Гремори испытал, глядя в глаза Лераишу – нечто неправильное в этом. Нечто несправедливое.

Только на проповеди появляются редкие «летуны», которые сбиваются в отдельные группы и держатся особняком.

Глава 1

Гремори

15 лет спустя

Стоя на авансцене возле корней Колосса, пастырь Корд раскрывает крылья и вскидывает руки к небу:

– Дорогие хегальдины! Сегодня я бы хотел вспомнить тот день, что едва не захлебнулся во тьме и злобе. День падшего шейдима, день, когда порок превратил гиоса Лераиша в мерзкое для богов создание. Без разума. С желанием убивать. Все мы стали тогда свидетелями его угроз.

Пастырь замолкает, и по собравшейся толпе начинают расползаться согласные возгласы, что сопровождаются похлопыванием маленьких крыльев «серых»:

– Да! Он грозился убить меня и мою семью!

– Он назвал нас тварями!

– Поделом падшему ублюдку!

Корд разворачивает ладони к земле, призывая к тишине. Он коротко улыбается вызванной реакции.

– Как возбудились, а? Еще немного и они вырвут прошлое и сожрут, и не подавятся, – шепчет пастырь генералу Шаксу, чье лицо выражает не больше эмоций, чем камень. – Ладно вам, генерал, я знаю, вы же понимаете, о чем я.

В ответ Шакс лишь слегка поворачивает голову к пастырю, и тот ощущает на себе взгляд невидящего белесого глаза. Улыбка пастыря тут же скрывается в огромных щеках.

Корд откашливается, а затем продолжает проповедь:

– Пятнадцать лет прошло с того черного дня, что окрещен вечным проклятьем! И я хотел бы вспомнить историю великого Лифантии. Каждый ее знает, но повторение только укрепляет нашу веру! С вашего позволения, благочестивые хегальдины, я прочту его историю, дабы не искажать ни единой детали, запечатленной в страницах Геннории!

– Давно пора знать ее наизусть, как подобает пастырю, – равнодушно произносит генерал Шакс.

В ответ Корд морщится, не отрывая взгляда от книги.