Хегальдины

В ответ на голос Лераиша шейда во втором ряду замирает, и округлив черные глаза, испуганно смотрит в его сторону.

— Хишира! Движение начинается с ноги, а не с плеч! Ты должна вложить в удар всю массу тела! Продолжай! — выкрикивает он, а затем поворачивает голову и обращается к Сэйми: — Очень нравится. Хочешь оспорить это?

Та в ответ звонко смеется, привлекая внимание всех тренирующихся:

— Проявляете наглость в отношении хрупкой шейды, принц? Это заставляет вас чувствовать себя сильным?

Лераиш поворачивается, всматривается в ее лицо, в черные глаза, и губы, что растянуты в вызывающей ухмылке. Ее клыки сильно выделяются среди ровно ряда белых зубов. И где-то глубоко в мыслях, на изнанке сознания, рука Лераиша сжимает ее тонкую шею с хрустом, что сопровождает ломающиеся позвонки; а его зубы обгладывают насмешку с лица Сэйми также, как ардх обгладывает кости. Сквозь образы Лераиш видит, как из реальности она шлет воздушный поцелуй и, развернувшись, уходит, покачивая бедрами.

— Не злись на нее, — рядом возникает огромная фигура Баббара. — Просто она до сих пор не может простить тебе того поражения, когда ты доказал ей, что цепное копье значительно лучше, нежели топор или нож.

— Прошло уже больше десяти лет!

— У нее хорошая память! — тут же перебивает Баббар, а затем переходит на шепот, прищуривая глаза: — Мне кажется, ты ей нравишься.

— Твоя сестра очень злопамятная, — вздыхает Лераиш и обращается к тренирующимся: — Стоп! На сегодня хватит!

Юные шейдимы останавливаются и, тяжело дыша, начинают тянуться к оружейной стойке. Слышны усталые вздохи, слова о том, что сердце скоро выскочит из глотки. Воздух наполнен запахом пота, отдаленно напоминающий аромат озона перед грозой. Первое время Лераиш сильной удивлялся этому, невольно сравнивая с временем, когда он был хегальдином. Ведь тогда, в тренировочном зале распахивали все окна настежь, впуская свежий воздух. Хотя, отец иногда поступал наоборот. Чтобы жизнь медом не казалась, смеялся он. И все периодически падали, поскальзываясь в лужах собственного пота. Прошло уже много лет, и Лераиш смотрит на воспоминания, которые сейчас, будто за стеклом: все еще живы, все еще наполнены эмоциями; они, как ветер, что стремится прорваться к душе, но пока стекло цело, прошлое — это лишь парящие песчинки, что бьются о прозрачную преграду. Слишком далеко, чтобы их чувствовать.

— Дети! Все за стол! — привлекает к себе внимание Баббар. — Всем надо покушать!

В ответ раздаются недовольные стенания, но все послушно двигаются к общей столовой, где на столе уже стоят тарелки с горячей кашей, мясом и овощами.

— Снова гречневую кашу?

— Меня уже тошнит от нее.

И только Рино молча и с аппетитом набрасывается на еду.

— Старается, — говорит Баббар. — Я думаю из него выйдет хороший воин.

— Вот только для какой войны? — спрашивает Лераиш.

Они стоят в стороне, наблюдая за группой шейдим, что добровольно решила заняться искусством владения копья. Некоторые, кто родился здесь — скорее из интереса, а те, кого привели отшельники, по иным, личным причинам. Может, из мести, а может, из-за желания суметь дать отпор в нужный момент. Такой, чтобы враг со слезами выплевывал собственные зубы, стоя на коленях. Рино как раз из таких. Мало говорит и много работает. Иногда кажется, что он преследует свои скрытые цели, мотивы которых старательно скрывает. Не ровен час, как Рино совершит глупость, которая обернется опасностью не только к нему, но и по отношению ко всем.

Лераиш отходит от ристалища, оставляя Баббара одного, делает несколько быстрых шагов, раскрывается и взлетает к верхотуре сталагната. Делает круг, а затем приземляется на каменную площадку.

Отсюда видно всю пещеру, которая тонет в перманентном бледно-голубом свете. Словно в воде. И только свод скрыт во тьме. Все голоса, что доносятся снизу смешиваются с шумом водопада, а после касаются слуха одной гармоничной волной. Лераиш садится на край выступа, свешивает ноги.

Целый мир под подошвами сапог, думает он. Под подошвами у хегальдин.

— Не помешаю? — слышится мягкий хрипловатый голос.

Лераиш вздрагивает и, зная уже кому он принадлежит, коротко отвечает:

— Нет.

— Часто здесь бываете, — произносит Лифантия, усаживаясь рядом. И Лераиш не понимает, вопрос это или утверждение, поэтому лишь неопределенно пожимает плечами.

— Вас что-то тревожит, принц, — снова туманная интонация.

— Вы когда-то говорили, что хотите защитить свой народ, и поэтому попросили меня обучать шейдим.

— Члены одной семьи должны уметь постоять за свои идеалы, интересы. За свое место в этом мире, в конце концов. А шейдимы и есть та самая семья, огромная и сильная. Крепкая от того, в какое положение их загнало мировоззрение хегальдин. И я хочу сделать ее еще сильнее, еще крепче. — спокойно говорит Лифантия, беззаботно покачивая ногами. Он кутается в крылья, как в плащ, и смотрит вниз, где крылатые фигуры неспешно разбредаются по домам.